Юрий быстро покончил со своим образованием. Он стал самостоятельным в возрасте двадцати лет и начал заниматься тем, чего я до сих пор не могу понять. Он руководил бригадами, которые ремонтировали заводские трубы. Знаете, из которых валит дым. Он много путешествовал, обслуживая заводы по всей стране. Все дни он проводил на лесах, на высоте в несколько сотен футов, ремонтируя все, что нуждалось в ремонте. Если бы Советский Союз не распался, он бы занимался этим до самой пенсии. Но Советский Союз распался. В принципе, он начал разваливаться уже тогда, когда я только училась ходить. Когда спрашиваю об этом у отца, он обычно говорит:
– Горбачеву не хватило духу.
Мой отец верит в то, что чтобы руководить чем угодно – домом, своей собственной карьерой или даже страной, – человек должен быть жестким. Он почти ничего не знал об Америке. У него она ассоциировалась с синими джинсами, рок-н-роллом и, пожалуй, все. То же самое касалось тенниса. Он ничего о нем не знал, и теннис его не волновал. В России теннис был игрой свергнутых аристократов. Юрий играл в хоккей с шайбой и любил альпинизм, что в какой-то степени, – объясняет его жизнь верхом на заводских трубах.
Моя мама, красивая миниатюрная женщина со светлыми волосами и искрящимися голубыми глазами. Она образованна лучше отца – с отличием закончила среднюю школу и институт, а потом стала кандидатом наук. Мама обожает великих русских писателей (когда я была совсем маленькой, она мне их читала и заставляла заучивать наизусть отрывки, значение которых я тогда еще не понимала). В 1986 году они с отцом жили в доме на окраине города. Перед домом был двор, а за домом начинался лес. Бабушка с дедушкой жили неподалеку. А вот родители мамы жили далеко на севере, в Сибири, и это важно. Когда мои родители вспоминают те годы, кажется, что они говорят о жизни в раю. Дом, деревья, тень под ними, пара влюбленных друг в друга молодых людей. Они были бедны, но не подозревали об этом. Дом был маленький и продувался всеми ветрами, но и об этом они не задумывались.
А потом это случилось: мой дядя подарил папе теннисную ракетку на день рождения. Это была такая шутка. Ведь в теннис играли только богачи. Но в Гомеле недавно открылся теннисный клуб, и мой папа подумал: «А почему бы нет?»
Сам он начал слишком поздно, чтобы стать большим игроком, но он был спортивным человеком и скоро стал прилично играть. Папа влюбился в игру, стал читать книги и статьи о великих игроках и смотреть по телевизору турниры Большого шлема. Он готовил себя, хотя и не подозревал об этом. Он тренировался для того, чтобы стать необычным и странным существом, называемым теннисным родителем.
(По идее, здесь вы должны рассмеяться.)
* * *
Апрельским утром 1986 года мама, работая в саду, услышала вдали грохот, похожий на гром. На голове у нее был платок, она была босиком, и ее ноги были покрыты грязью. Она посмотрела в небо и продолжила свою работу. Вначале это выглядело именно так – просто что-то, что заставило вас поднять голову. Она должна была вот-вот забеременеть мной, своим единственным ребенком. В ту ночь по городу стали распространяться слухи, какие-то кошмарные рассказы. Чем был вызван этот грохот? На следующее утро небо заволокло дымом. И тогда слухи стали превращаться в догадки. Они касались ядерного реактора в Чернобыле. Люди говорили, что он взорвался, радиоактивные материалы выбросило в воздух, и скоро они выпадут на окрестности. Как будто на нас сбросили атомную бомбу. Но когда люди обратились за разъяснениями в правительственные учреждения, им сказали, что все в порядке. Тем не менее началась паника. Семьи собирали пожитки и уезжали. Моей маме позвонила ее мать, которая в Сибири знала о происшедшем гораздо больше, чем мои родители, жившие в шестидесяти километрах от места взрыва.
– Мы позвонили твоей маме и велели ей собираться, – рассказывала мне бабушка Тамара. – Чернобыль был смертельно опасен. Он убивал все живое. Это была невидимая смерть. Мы знали об этом, потому что встретились с человеком, который участвовал в ликвидации последствий аварии. Он рассказал, что радиация зашкаливала. В начале официальные лица молчали. Людям даже не посоветовали закрыть окна! Все продолжали жить, как и раньше. Я помню, как этот человек говорил: «В лесу росли грибы со шляпками величиной с тарелку». Когда он пытался сделать фотографии, вся пленка оказалась засвеченной. Он умер в возрасте то ли сорока пяти, то ли пятидесяти лет. Как и все ликвидаторы.
