После занятия Крыма Красной Армией, известный деятель Коминтерна Бэла Кун опубликовал заявление принципиально иного содержания: «Крым – это бутылка, из которой ни один контрреволюционер не выскочит, а так как Крым отстал на три года в своем революционном движении, то быстро подвинем его к общему революционному уровню России…» {{ Цит. по: Мельгунов С.П. Красный террор в России. 1918-1923. – Нью-Йорк: Телекс, 1989. – С. 66.}}
В городах начались облавы. В первую ночь пребывания большевиков в Симферополе было расстреляно 1 800 человек, в Керчи – 1 300, в Феодосии – 420. Затем террор был «упорядочен» – начало производиться анкетирование населения. Большевиков интересовало не только отношение к Врангелю, но и социальное происхождение, имущественное положение анкетируемых, а также их родственников.
Жертвами террора становились: офицеры, солдаты, военные чиновники, члены их семей; а также врачи, медицинские сестры, инженеры, земские деятели, священники, студенты, гимназисты. В Севастополе было расстреляно свыше пятисот портовых рабочих, помогавших эвакуации беженцев. 28 ноября в «Известиях временного севастопольского ревкома» был опубликован первый список расстрелянных – 1 634 человека, в том числе 278 женщин. 30 ноября – второй список – 1 202 человека, в том числе 88 женщин. В Симферополе зафиксированы случаи расстрелов женщин с грудными детьми, в Ялте и Севастополе – расстрелов раненых и больных, вынесенных из лазарета на носилках. В качестве способа убийства применялись также массовые затопления в трюмах барж. Общее количество жертв красного террора в Крыму оценивается в пределах от 50 до 150 тысяч человек {{ Там же. – С. 66-69.}} .
Борьба против РОВС была важным направлением деятельности Иностранного отдел ОГПУ и Разведывательного управление Главного штаба РККА. Советские спецслужбы стремились внедрить в ряды РОВС свою агентуру, провоцировали конфликты между эмигрантскими организациями и правительствами стран-рецепиентов, организовывали похищения людей.
26 января 1930 года в Париже советской агентурой был похищен генерал-лейтенант Александр Павлович Кутепов, возглавлявший РОВС после Врангеля, умершего в 1928 году. СССР отрицал причастность своих спецслужб к похищению генерала, объявив его «пропавшим без вести». В настоящее время существует три версии относительно обстоятельств гибели Кутепова. По одной версии, он был в бессознательном состоянии доставлен на советское судно, где умер от сердечного приступа. По другой версии, в момент похищения генерал оказал сопротивление и был заколот ножом. По третьей версии – умер от сердечного приступа, оказывая сопротивление похитителям, после чего тело было захоронено в Пригороде Парижа во дворе дома одного из агентов советской разведки {{ Политическая история русской эмиграции… — С. 69.}} .
На пост председателя РОВС вступил генерал-лейтенант Евгений Карлович Миллер, командовавший в 1919-20 годах войсками Северной области. В 1922-23 годах он был начальником Штаба Врангеля.
22 сентября 1937 года в Париже он был похищен агентами НКВД и тайно вывезен в СССР. После отказа выступить с открытым письмом, призывающим эмиграцию отказаться от борьбы с большевиками, Миллер был расстрелян 11 мая 1939 года {{ Там же.}} .
До марта 1938 года во главе РОВС находился генерал-лейтенант Федор Федорович Абрамов. Он добровольно сложил с себя обязанности председателя в связи с попытками советских спецслужб дискредитировать его.
Абрамова сменил генерал-лейтенант Алексей Петрович Архангельский, который будет возглавлять РОВС на протяжении Второй мировой войны и после нее.
Архангельский был выпускником Александровского военного училища и Николаевской академии Генерального штаба. Как профессиональный генштабист, он с 1898 по 1918 год занимал ряд ответственных должностей. После прихода большевиков к власти продолжал руководить Управлением по командному составу. Этот пост он использовал для того, чтобы предупреждать генералов и офицеров о готовящихся арестах ЧК и тайно переправлять группы офицеров в Добровольческую армию.
В феврале 1919 года, используя подложные документы, Архангельский сам прибыл в распоряжение Деникина и настоял на том, чтобы предстать перед военно-полевым судом. Суд не только оправдал генерала, но и высоко оценил его заслуги перед Белым движением.
