Неудавшаяся империя: Советский Союз в холодной войне от Сталина до Горбачева - страница 12
Георгий Димитров, занимавший должность генерального секретаря Коминтерна до его роспуска в 1943 г., а затем назначенный завотделом международной информации ЦК ВКП(б), полагал, что Красная армия является более важным инструментом истории, чем революционные движения. В конце июля 1945 г., когда проходила Потсдамская конференция глав правительств СССР, США и Великобритании, Димитров и его заместитель Александр Панюшкин писали Сталину и Молотову: «Положение в странах Ближнего Востока, приобретающих все большее значение в современных международных условиях, настоятельно требует нашего пристального внимания, активного изучения обстановки в этих странах и организации соответствующих мероприятий в интересах нашего государства». Димитров и Панюшкин предлагали «увеличить штаты миссий в этих странах и полностью укомплектовать их подготовленным составом арабистов»>{39}. Дух «социалистического империализма», витавший среди советских руководителей высшего и среднего звена, совпадал с намерениями и честолюбивыми замыслами самого Сталина. Подобные настроения оказались на руку кремлевскому вождю, и он в послевоенное время продолжил преобразование Советского Союза в военную сверхдержаву.
Сталин пустил в оборот тезис о том, что все славянские народы должны создать союз, дабы в будущем вместе противостоять немецкой угрозе. Эти слова находили громадный отклик среди русской части советской элиты. Нарком танковой промышленности Вячеслав Малышев слышал на приеме в Кремле в марте 1945 г., как Сталин назвал себя новым «славянофилом-ленинцем», и записал в своем дневнике: «Целая программа на многие годы». Новая трактовка идеи панславизма, заимствованной из дореволюционных источников, находила большую поддержку среди русских должностных лиц. Генерал-лейтенант Александр Гундоров, возглавлявший Всеславянский комитет, организацию, созданную в годы войны для связи с антифашистскими движениями в оккупированных Германией славянских странах Европы, планировал созвать Первый Всеславянский конгресс в начале 1946 г. Он заверял Политбюро в том, что многочисленное «новое движение славянских народов» уже существует. Леонид Баранов, курировавший работу Всеславянского комитета в ЦК партии, называл русский народ «старшим братом» польского. Молотов до конца своих дней полагал, что русские — единственный народ с «каким-то внутренним чутьем», способный на то, чтобы строить социализм с «размахом, в мировом масштабе». В мышлении значительной части русских чиновников и военных стремление расширить границы советского государства и его влияние в мире все больше отдавало традиционным для царской России великодержавным шовинизмом>{40}.
Для большого числа советских военачальников и других высокопоставленных чиновных лиц, оказавшихся на занятых советской армией территориях Европы, империализм обретал вполне зримое корыстное воплощение. Отбросив в сторону большевистский кодекс, предписывавший личную скромность и отвращение к частной собственности, они вели себя словно испанские конкистадоры в погоне за военными трофеями. Дача маршала Георгия Жукова под Москвой стали походить на музей редких мехов и фарфора, живописи, изделий из золота, бархата и шелка. Маршал авиации Александр Голованов забрал себе все, что находилось на загородной вилле Геббельса, и самолетом отправил в Советский Союз. Уполномоченный НКВД в Германии Иван Серов, по некоторым данным, присвоил запрятанный нацистами клад, в котором находилась корона короля Бельгии