А после этого к ним ленивой походкой направился, небрежно держа лазерное ружье и что-то жуя, молодой солдат. Он посмотрел на нее сверху вниз, чувственно, но без особой страсти, затем взглянул еще ниже, на убитого Мэтсона.
— Мы записали ваш разговор на записывающую аппаратуру.
Он показал рукой, и Фрейя увидела на козырьке крыши здания Телепортационной принимающей станции прикрытую тканью сеть, напоминавшую собой гнездо.
— Этот человек, — солдат пнул ногой труп Мэтсона Глазера-Холлидея, — сказал что-то насчет «нашего лучшего пилота». Вы, значит, входите в эту организацию. «Друзья Объединенных Людей»? Правильно?
Фрейя ничего не ответила.
Она не способна была что-либо говорить.
— Пройдемте-ка, милая, — сказал ей солдат. — Для вашего психо-допроса. Мы проведем его, потому что вы оказались столь любезны, что забыли сообщить нам, что ваш муж последует вслед за вами. Но мы никогда…
Он так и не закончил, потому что, направив на него свои «часы», она выпустила дротик с цианистым калием, и хотя скорость его была не так велика, он не мог уклониться от него.
Солдат ударил по нему рукой, словно ребенок, не до конца обеспокоенный, не совсем понявший и не слишком испугавшийся, и кончик дротика пронзил вену возле его запястья.
И наступила смерть, быстрая и беззвучная.
Он упал на тротуар, а Фрейя повернулась и побежала…
За углом она свернула направо и, вбежав в узкую, обвитую сплошь кустарником аллею, полезла в плащ, коснулась звукового передатчика, послав всеобщий сигнал тревоги: каждый служащий монополии на Китовой Пасти примет его. Если это еще не стало очевидностью для него, если сигнал тревоги может добавить что-нибудь к тому, что он узнал после пяти минут пребывания здесь.
Ну что ж, во всяком случае, ей удалось это сделать — она официально предупредила их, и это было все — ВСЕ, что она могла сделать.
У нее не было передатчика для межпланетных сообщений с дальним радиусом действия, который имел Мэтсон.
Она не могла послать макроволновый сигнал, чтобы потом его мог поймать Эл Доскер в Солнечной системе через шесть месяцев.
Да и никто из этих двух тысяч полицейских агентов монополии не сделает этого.
Но у них есть оружие.
К ней теперь, как она поняла это со страхом и неверием, автоматически перешла власть над уцелевшими членами организации: некоторое время назад Мэтсон устроил так, что в случае его смерти она официально займет его место, и это не было ее прихотью: об этом было объявлено повсюду, в каждой ячейки их организации. Что она могла сказать уцелевшим полицейским агентам?..
Сообщить, разумеется, о смерти Мэтсона, но будет ли в этом какой-либо смысл?
«Что, спросила она себя, МОЖЕМ МЫ СДЕЛАТЬ?»
«Восемнадцать лет… — подумала она. — Дождемся ли мы прибытия «Омфалоса», Рахмаля ибн Эпплбаума? К тому времени это уже не будет иметь никакого значения. Для нас, впрочем, не для этого поколения».
Двое мужчин бежали к ней, и один из них пропищал пронзительным тонким голосом:
— Луна и корова.
Лицо его было искажено страхом.
— Джек Хорнер, — ответила она тупо. — Я не знаю, что делать. Мэтсон мертв, а его большой передатчик уничтожен. Они ожидали его — я привела их прямо к нему. Простите.
Она не могла стоять лицом к лицу к этим двум полевым агентам своей организации, оцепенело она смотрела мимо них.
— Даже если мы пустим в ход оружие, — продолжила она, — нас всех схватят.
— Но мы можем немного навредить им, — произнес один из этих двух агентов, среднего возраста, с брюшком в талии, закаленный ветеран войны 1982 года.
Его товарищ, клацнув по своему чемодану, добавил:
— Да, мы можем попытаться, мисс Хольм. Отправляйте этот сигнал. Вы же можете это сделать?
— Нет, — ответила она, но она лгала, и они знали это.
— Это безнадежно, — продолжила она, — Давайте попробуем сделать вид, что мы настоящие эмигранты. Пусть изучат нас, отправят каждого в свой барак.
Закаленный ветеран произнес:
— Мисс Хольм, когда они полезут в багаж, они поймут.
Своему товарищу он приказал:
— Доставай.
Она следила, как они, два опытных полевых агента монополии, устанавливали малых размеров оружие новейшего образца.
