— Какой краски?
— Не знаю. На окна или на двери, что ли.
— Жулики там, вот что! — сердито сказал Сергей.
— А знаете! — вскочила Лена. — Давайте сделаем на строительстве проверку! Правда, правда! — загорелась она, воодушевляясь собственной мыслью. — Вот поговорю завтра же в комитете комсомола с Кондрашовым, и проведем комсомольский рейд!
— Рейд, — повторил Павлик хмуро. — А каким рейдом ему поможешь? — кивнул он на Александра. — Сестре его…
Александр сразу встал.
— Пойду я…
Но, не уходя, начал закуривать папиросу.
И поняли Сергей и Лена, что случилось еще что-то, о чем тоже не стоит сейчас расспрашивать.
— Двинули! — сказал Сергей, обращаясь к Павлику, и добавил, взглянув на бригадира: — Может, и ты зайдешь?
Он знал, что Александр зайдет.
…И сидели они впятером в комнате общежития, при свете настольной лампы. Четверо друзей и Лена. Максим Академик полулежал на кровати, обмотав ноги синим колким одеялом, и рассуждал, жестикулируя раскрытой книжкой:
— В жизни, братцы, всегда так. Рядом с хорошим есть и плохое. Диалектика! Вот и у тебя сестра с пережитками.
— Откуда же у нее пережитки? — воскликнул Павлик. — Ну, если моих взять, — конечно, пожилые, отсталые. А она? Родилась-то в наше время?
Ему ответила Лена:
— Пережитки от возраста не зависят. Пережитки появляются тогда, когда у человека нет настоящей цели в жизни.
— У каждого человека есть своя цель! — возразил Сергей.
— Да, но смотря какая! Я ведь говорю о настоящей! Большой!
И спорили… До хрипоты в голосе спорили.
Максим кричал:
— Свадьбы допускать нельзя, нельзя!
— А как ты ее не допустишь? — опять возражал Сергей. — Жениться никому не запретишь!
И снова спорили.
Конечно, ни к какому решению не пришли — да и не ждал Александр, что найдется сразу решение, но стало от этих споров как будто теплее, легче на сердце…
…Он возвращался домой медленно, снова и снова обдумывая происшедшее.
Да, жениться Григорию Свиридину не запретишь. И Дарью силой около себя не удержишь.
Так, может, совсем не обращать на них внимания? Пускай преуспевает Свиридин! Пускай продает подкрашенную водицу Дарья! И уж пускай в конце концов создают они свою семью — ведь это их личное дело!
Личное?
Значит, примириться? Нет! Но что же делать? Что?..
Через неделю Григорий объявил о свадьбе.
Это случилось в день получки.
Около окошечка кассы толпился народ. Александр с ребятами уже расписались в ведомости и отошли в сторону, когда подбежал Свиридин:
— Синьоры, извините! Моя очередь!
Стоящие сзади зашумели, но он встал перед Салимжаном:
— Скажи им, Тамерланович, один-два в мою пользу!
И воткнулся в окошечко плечами.
— А ну, гони его! Вылетай! — раздались голоса.
Кое-кто затеребил Григория, но он только отпихивался и, наконец, повернулся с веселым видом:
— Готово, синьоры! — и хлопнул по пачке пятирублевок. — К бумажке — бумажка, опять сотняшка! А у тебя, Тамерланович, хоть не густо, зато первый собственный капитал, — подмигнул он и засмеялся. — Спрыснуть не мешает по такому поводу, а?
— Верно! — поддакнул оказавшийся поблизости, как всегда лоснящийся от пота, курносый толстяк.
Салимжан поглядел на деньги и с треском ударил ими по ладони:
— Эх, был не был! Подача моя, угощаю! Пошли! — пригласил он и Александра с ребятами.
— Спасибо, — отказался Александр. — Побереги лучше первые-то…
— А ты чужими не распоряжайся, бригадир! — сказал Григорий и, обхватив Салимжана за плечи, повел с собой.
Сбоку от них засеменил толстяк, не приглашенный, но, видимо, рассчитывающий на щедрость новичка, впервые получившего зарплату.
И вечером, когда уже стемнело, Максим и Сергей, возвращаясь из клуба в общежитие и проходя мимо летнего ресторанчика в парке, увидели Свиридина и Салимжана в компании с тем же толстяком. Они восседали за столиком под матерчатым грибом-тентом у самого выхода на аллею.
— Привет, синьоры! — крикнул, перегибаясь через перила веранды, Григорий, а Салимжан вскочил и, нетвердо ступая, словно толчками подаваясь вперед, подошел к Максиму и Сергею.
— Идемте, синьоры! — начал он тянуть их к столику. — Идемте!
— Не зови! — крикнул опять Григорий. — Все равно не пойдут. Я здесь. Разве не знаешь — брезгуют Гришкой Свиридиным!
