Что еще? Книги – книги – нет, не могу притронуться к книгам, какие-то из них лежали там, на даче, на полу в ванной, мне сказали, что робот залез и с них прыгнул… Словом, книги я не трогаю, не могу трогать книги. Еще надо забрать фотографию его с мамой, здесь ему сколько – шесть? восемь? куда ее девать, нельзя же у себя в доме держать фотографию чужой женщины и мертвого человека, когда он был маленьким? – но и оставлять здесь нельзя, почему-то вдруг Лис подумал, что Яэль сказала бы – забирать, и понял, что эта фотография всегда теперь будет стоять у них в доме, неизвестно, где именно, но будет, и спрятал фотографию в сумку, лицом вверх, чтобы ей не было темно или страшно.
Половина пятого утра, и теперь батареи можно купить разве только в конце Рублевки, и дай бог доехать дотуда на этих, почти садятся, почему не сменил по дороге сюда? – вот придурок. За все эти годы, кстати, я не поинтересовался, защелкивается ли тут дверь или ее надо запирать все-таки ключом, уходя.
Говорил: я нервничаю? Да я совершенно не нервничаю! С чего это я нервничаю? – а сам так нервничал, что вот – не пошел со мной, сказал, насупившись: нууу, это непрофессионально, так нельзя, такие проблемы решают с начальством с глазу на глаз, хоть я тебе и муууж, – но на самом деле просто нервничал настолько, что боялся делу повредить. Какой все-таки чудесный и какой смешной; принес мне вчера копеечную игрушку – кротика на веревочке. Дал и говорит: похож на меня? Безумно, говорю, похож. Расцвел, заулыбался и говорит: значит, я такой славный?
Нервничает, да; и я нервничаю, хотя, казалось бы, ну что нервничать? Бо не зверь, чай, не съест; прийти и сказать прямо: дорогое начальство, мы хотим живьем рожать ребеночка. Денег нет. Поэтому, пожалуйста, повысьте мне зарплату, а уж я буду работать изо всех сил! Ну, скажут нет. Тогда нам вообще негде будет денег брать, потому что все возможные банковские ссуды на квартиру ушли. Можно было, кстати, и дешевле купить, но в этой детская ванная – на потолке крабики, на ванне водоросли нарисованы, такое зелененькое… Мы тогда как друг на друга около этой ванны посмотрели… Так нам больше ни один банк ни аза и не даст. Исчерпались кредиты.
Если откажут – ну, не знаю. Алекси говорит: уволишься, ты звезда, пойдешь на другую студию. Типа к нам пойдешь, а что? – но знает сам, что к ним – ох, нет у них денег, у них нет денег даже столько платить мне, сколько я сейчас получаю. Алекси говорит: Ву, ну перестань! Надо прийти к Бо и сказать: я звезда, то-се, вы на последнем моем фильме сколько собрали? А я получаю сколько? И кулаком, говорит, по столу – бум! И маленьким своим кулаком бум мне по коленке, я аж подскочила. Разошелся, понимаешь. Нервничает. А я как раз думаю: так нельзя, не надо давить, это не те люди. Я думаю – если им прямо сказать, не нервничая: мы за год скопим на ребеночка, если вы мне немножко накинете, а если нет – нам два года придется собирать, ну что ж такое? A? Может, и согласятся. Я даже готова, например, под чужой вижуал писаться, это еще часов шесть работы в неделю, но я могу. Понятная картина, да? Но все равно нервничаю.
Слава богу, Бо прибежал оттуда, куда бегал. Как они все-таки иногда похожи с Алекси, только Бо как-то побольше – ну и постарше, да. И без шкурки. И с другими глазами. И вообще совершенно не похож. Но похож при этом удивительно. Хоть и не похож совсем. Почему-то из-за этого я еще сильнее нервничаю.
– Про что, детка, ты со мной говорить хотела? Пойдем сядем.
В кабинете у человека, снимающего порно с зоусами, висят сотни фотографий кроликов. Мне страшно подумать, что это значит.
Смотрит на меня пристально и усмехается вдруг:
– Ты, наверное, прибавки хотела просить?
Ну вот что скажешь тут? Что я зря нервничаю?
– A ты почем знаешь?
– А у тебя глаза денежные. Когда человек хочет денег просить – у него делаются денежные глаза. Да не отводи ты глаза! Ну, денежные. Все равно красивые.
– Спасибо.
– Ну, изложи мне.
Прямо-непрямо? Прямо.
– Бо, я нервничаю, но я прямо скажу, хорошо? Мы хотим ребеночка заводить естественным путем.
