Когда имеют место такие необъективные и даже подложные научные исследования, это само по себе плохо. Но зачастую их результаты берутся за основу другими учеными, что, естественно, делает недостоверными и данные их работы. Хуже всего, когда эта цепочка «научной» фальсификации идет во вред пациентам и даже подвергает опасности их жизнь.
Эти фальсификации то и дело выходят наружу; возникают скандалы, связанные с «ошибками» производителей лекарств, когда вскрывается манипулирование фактами и становятся известны серьезные побочные эффекты лекарств. Самое печальное, что все это им сходит с рук. Никто не привлекается к ответственности, никого не садят за решетку. У фармацевтических монополий есть особый иммунитет, позволяющий им вести себя таким образом. Мошенничество – это не про них.
Было бы бессмысленно ожидать от производителей лекарств публикации результатов клинических испытаний, которые противоречили бы их субъективной точке зрения. Конфликт интересов налицо, но это не мешает фармацевтическим компаниям выступать спонсорами подавляющего большинства проводимых в мире исследований. Это позволяет им обладать монополией на истину, решать, какие исследования уместны, а какие нет. И вот эту подтасовку нам подсовывают в качестве «научных доказательств», зная, с каким пиететом мы относимся к науке. Самое поразительное, что столь многие люди продолжают верить им, невзирая на такой вопиющий конфликт интересов.
В-четвертых, притом что остаются еще честные и бескорыстные ученые, которыми движет исключительно стремление к истине, большинство современных исследователей очень редко позволяют себе обнаружить что-то отличное от того, что они ожидали обнаружить.
Современные исследования требуют больших финансовых затрат, поэтому, чтобы заниматься своим делом, ученым нужны гранты или иные источники финансирования. Фармацевтические монополии прекрасно осведомлены об этом и рады «помочь» – при условии, что результаты исследований оправдают эти затраты.
Это означает, что даже добросовестные ученые находятся под жесточайшим прессингом; от них требуют манипулировать фактами или так истолковывать сделанные ими открытия, чтобы это не шло вразрез с интересами спонсоров, коими являются фармацевтические компании. Чтобы продолжать получать гранты и зарабатывать себе на хлеб с маслом, исследователи вынуждены поступаться совестью, чтобы обеспечивать прибыли своим спонсорам и инвесторам. В противном случае на дальнейшее финансирование они не могут рассчитывать.
К сожалению, это означает также, что многие из новых лекарств, которые «экспертами» признаются как «безопасные», на самом деле во многих случаях таковыми не являются. С другой стороны, официальная медицина прилагает огромные усилия к тому, чтобы дискредитировать натуральные средства и методы (ведь их нельзя запатентовать, а заработать большие деньги на них невозможно).
Даже некоммерческие фонды и организации, которые по идее должны бы сохранять нейтралитет, зачастую оказываются под влиянием фармацевтических монополий, поскольку ученые получают двойное финансирование – со стороны крупных фармацевтических компаний и со стороны государственных организаций, таких как NIH. Такого рода конфликт между интересами науки и фармацевтической индустрии весьма распространен и очень редко пресекается.
Например, один из ведущих исследователей NIH Пирсон Сандерленд был обвинен в нарушении закона о конфликте интересов, когда скрыл получение финансовой поддержки со стороны фармацевтического гиганта Pfizer. Сандерленд возглавлял в NIH отделение гериатрической психиатрии – то самое, которое занимается исследованиями, связанными с болезнью Альцгеймера.
Согласно опубликованной информации, он не указал доходы, которые получил от компании в период с 1997 по 2004 год, в том числе 25 тысяч долларов, получаемых им ежегодно в качестве консультанта по индикаторам болезни Альцгеймера в образцах спинномозговой жидкости, 25 тысяч долларов в год в рамках другого исследования биомаркеров болезни Альцгеймера и 2500 долларов гонорара за присутствие на однодневных совещаниях в компании.
