Вот тут-то Махно и понял свою ошибку в своем анархизме».
Конечно, оказавшись в эмиграции, Махно неизбежно должен был по-новому взглянуть на свое прошлое. Но все-таки вряд ли можно согласиться с тем, что он отрекся от идей анархизма. Махно по-прежнему продолжал их отстаивать. В 1928 г. в книге «Махновщина и ее вчерашние союзники-большевики» он писал: «Как низовое подлинно трудовое народное движение, революционная махновщина восстала за попранные права революции против германско-поляцкой контрреволюции. Как таковая, она встретила с оружием в руках и контрреволюцию белого Дона и деникинщины, и, как таковая, она не потерпела и большевистской диктатуры и ее контрреволюции, несмотря на свою техническую слабость, лишавшую ее в известные моменты возможности снабжать трудовое население оружием и организационно дельным и революционно честным, преисполненным трудовой инициативы элементом».
Махно пытался не только оправдать свою прошлую деятельность, но и участвовать в работе анархистских групп за рубежом. Так, он выступил со статьей «Наша организация» в журнале «Дело труда», органе рабочих-безвластников, издаваемом в Париже, в которой вовсе не отказывался от своих анархистских убеждений. Наоборот, он стремился извлечь уроки из прошлого и сделать анархистское движение в России лучше, чем оно было.
«Они (анархисты России. — В. К), — писал Махно, — имеют слишком тяжелый урок прошлого и, пользуясь им, должны первые дать пример сплочения сил, создать свою анархистскую организацию, которая могла бы отвечать задачам анархизма не только в работе по подготовке социальной революции, но и в первые ее дни. Такая организация должна объединить все революционные силы анархизма и без колебания заняться подготовкой масс к социальной революции и борьбе за анархическое общество… Будет ли этот союз анархистов или как-либо иначе — это не важно. Важно, чтобы он осуществил концентрацию всех анархических сил и единство их действий против врага, за права трудящихся, за социальную революцию, за анархическое общество».
Нестор Махно, как и прежде, признает фактор организационной деятельности, противоречащий принципам безвластия, но, в конечном счете, это только некоторый «допуск» в рамках анархизма. И потому считать это признанием Махно ошибок в своем анархизме, о чем говорила Г. А. Кузьменко, все-таки нельзя. Махно всю сознательную жизнь был анархистом. Но это не вина его, а скорее беда. И нисколько не оправдывает его попытка, что называется, задним числом объяснить свою деятельность идейным несогласием с большевизмом. «Так как я был прежде всего и в своем роде революционным полководцем, а не Политиком-марионеткой, по обыкновению стремящейся лично устраиваться поудобнее и из-за этого угождать всем и вся, то я не опустился перед недовольством большевиков на колени. И это освободило меня от излишних с ними разговоров на комитетские дела», — писал Махно.
Что же касается последнего этапа его жизни, то он сложился драматически. Если в эмиграции порой даже российская элита вынуждена была влачить жалкое существование и перебиваться с «куска на кусок», то можно себе представить положение эмигрантов — «революционеров», коммунистов-анархистов, вроде Махно. Вот еще одно свидетельство его жены о жизни в Париже:
«Здесь мы прожили долго. Нестор, туберкулезный и израненный, все время болел. Изредка и понемногу работал, сапожничал, работал по устройству декораций в киностудии, потом при одной французской газете. Писал Нестор свои воспоминания (мемуары)».
24 сентября 1934 г. Нестор Махно умер в одном из парижских госпиталей.
Что же касается семьи Махно, то о ней известно следующее. После смерти мужа Галина Андреевна проживала в Париже с дочерью до 1940 г. Когда Францию оккупировали гитлеровские войска, она, не сменившая фамилию Махно, при регистрации в гестапо была задержана как жена известного анархиста. Из Парижа ее отправили в Германию в концлагерь. В 1945 г. Галину Андреевну вместе с дочерью привезли в Советский Союз и, опять-таки как жену Махно, судили. Она отбыла в лагерях восемь лет и 9 месяцев и была освобождена после смерти Сталина. Елена Несторовна пять лет находилась в ссылке в Джамбуле, после чего осталась жить в этом городе. После освобождения Галина Андреевна приехала к дочери, которая работала там уже инженером.
