— Вы воспринимали ее как духовно здоровую, добродетельную девушку? — спросил доктор. — И не испытывали никаких других чувств, кроме восхищения, — например, тревоги?
Везин резко вскинул голову и улыбнулся одной из своих неподражаемых извиняющихся улыбок. Ответил он не сразу — через некоторое время. При одном только воспоминании о пережитом его бледное лицо покраснело, а карие глаза потупились.
— Я не могу утверждать это с достаточной определенностью, — пробормотал он. — Впоследствии, сидя в своей комнате, я испытывал некоторые сомнения. У меня создалось впечатление, что в ней есть что-то — не знаю, как бы это выразить поточнее, — нечестивое. Я не имею в виду каких-либо явных или тайных пороков, но в ней было что-то неуловимо путающее. Она и привлекала меня — и отталкивала… гораздо сильнее, чем…
Он заколебался, сильно покраснел и так и не смог завершить свою фразу.
— Никогда в жизни со мной не происходило ничего подобного, — заключил он в стыдливом смятении. — Возможно, вы правы — это было колдовское наваждение. Но что бы это ни было, я чувствовал, что готов остаться в этом ужасном заколдованном городе, лишь бы только видеть ее каждый день, слышать ее голос, любоваться изяществом ее движений, а иногда, может быть, касаться ее руки.
— В чем, по-вашему, заключался источник ее неотразимого обаяния? — спросил Джон Сайленс, намеренно глядя в сторону.
— Вот уж от кого-кого, а от такого вопроса не ждал! — воскликнул Везин, изо всех сил стараясь изобразить достоинство. — Я думаю, ни один мужчина не может достаточно убедительно описать, в чем состоит очарование женщины, его покорившей. Я, во всяком случае, не могу. Скажу лишь, что стройная, как молодое деревце, девушка буквально околдовала меня; одно сознание, что она живет и спит в том же доме, что и я, наполняло меня необыкновенным восторгом. У меня было такое чувство, — продолжат он серьезно, с ярко горящими глазами, — будто она воплотила в себе все эти странные, скрытые силы, незримо действующие в этом городе. У нее были завораживающе мягкие движения крадущейся пантеры и та же уклончивая манера поведения, что и у всех горожан, скрывающих свои тайные цели, — эти цели, без всякого сомнения, имели какое-то отношение ко мне. К моему ужасу и восторгу, она как бы небрежно, но на самом деле очень внимательно наблюдала за мной, и человек менее чувствительный, чем я, — он сделал извиняющийся жест, — или менее подготовленный всем, до того происшедшим, никогда бы этого не заметил. Она была всегда спокойна и сдержанна, но, казалось, присутствовала везде, и я ни на миг не мог ускользнуть от ее внимания. Я постоянно встречал пристальный взгляд ее больших смеющихся глаз — он сопровождал меня не только во всех комнатах и коридорах гостиницы, но и в самых многолюдных районах города.
После той первой встречи, которая так резко нарушила душевное равновесие маленького человечка, между ними началось быстрое сближение. Воспитанный в строгих правилах, он, как все ограниченные люди, опасался, что какое-нибудь необычное событие может разрушить его маленький мирок, поэтому инстинктивно не доверял событиям необычным, из ряда вон выходящим. Но постепенно Везин стал утрачивать свою чопорность. Девушка вела себя с подобающей скромностью и, как дочь хозяйки, естественно, должна была общаться со всеми постояльцами. Ничего удивительного, что они вскоре подружились. К тому же она была молодой, очаровательной француженкой и не скрывала, что он ей нравится.
И все же что-то трудноуловимое, смутное отражение каких-то других мест, других времен, принуждало его держаться настороже; иногда, затаив дыхание, он вздрагивал. «Все это было как горячечный, блаженный и одновременно ужасный сон», — признался он шепотом.
Несколько раз он ловил себя на том, что не сознает, что говорит или делает, словно повинуясь приказам, посылаемым чьей-то чужой волей.
Мысль об отъезде продолжала возвращаться, но все менее и менее настойчиво; день проходил за днем, и Везин все теснее сливался с дремотной жизнью этого средневекового городка, незаметно утрачивая характерные черты своей личности. У него было такое предчувствие, что скоро занавес стремительно взовьется ввысь, и тогда он будет наконец посвящен в ту тайную жизнь, которая за ним скрывается. Но к этому времени он преобразится в совершенно другое существо.
