Две машины… Движутся медленно-медленно, но одна из них явно въезжает в другую… Удар!
Из одной машины выходит пожилой седоватый человек. Из другой парень лет тридцати. Не выскакивают, как чертики из коробочки, как выскочили бы русские, стискивая кулаки. А именно что спокойно выходят. Оба одинаковым жестом воздевают руки к небу. И так же спокойно:
— Иншалла!
Что значит — «воля Аллаха».
Спокойные такие люди, рассудительные. Не стали орать, размахивая руками, не подрались. Принялись беседовать о чем-то, решать свои вопросы мирными средствами…
В этом есть свои приятные стороны. Ошалев от доходящего до предела индивидуализма современной цивилизации, от постоянной войнушки на бытовом уровне, от психологического, и не только, толкания и пихания, европеец умиленно смотрит на такие проявления жизни народов ислама.
Но есть ведь и оборотная сторона — отсутствие энергичного желания что-то менять, улучшать, совершенствовать.
— Почему ты не уберешь камни со своего поля? — спросили крестьянина из Палестины, местного араба.
— Аллах набросал эти камни, пускай он их и убирает.
В мусульманском мире глубоко уважают ученость: ученый познает созданный Аллахом мир и тем самым — самого Аллаха. Учиться — это почти молиться на молитвенном коврике. Учить других — это почти крик муэдзина.
И в христианском мире долгое время ученый был тем, кто познает мудрость божественных законов. До сих пор говорят о «книге леса» или о «книге природы». Но если есть книга — кто-то ведь ее написал? Для христиан очевидно — Господь Бог. Еще в XVII веке математик, биолог и геолог были теми, кто читает разные главы в книге божественной мудрости и через науки проникается величием горних законов.
Для мусульманина тоже очевидно имя Того, Кто написал «книгу природы»: в мусульманском мире думают, что Его зовут Аллах.
Но христиане научились отделять науку от религии. Наука для них давным-давно не способ показать красоту и мудрость Божьего мира, а укрепить материальные основы цивилизации.
Да и с самого начала христиане полагали: знание — сила. Знание может и должно работать на благо людей. Познали, как устроен мир? И отлично, и пусть теперь это знание поработает на человека. Пусть познание мира обернется ветряными и водяными мельницами, классными дорогами, научной медициной, горным делом, новыми светильниками и инструментами.
Именно в Европе, в западнохристианском мире, родились облегчающие жизнь машины — те же ветряные мельницы. Родился океанский корабль и необходимые для его движения в море навигационные инструменты, включая подзорную трубу. Здесь родились научная медицина, научная агрономия и научное лесоводство. А горные разработки перестали быть чудовищной работой пленников и приговоренных преступников, сделались тяжелым, но достойным и высокооплачиваемым трудом.
А в мире ислама вовсе не считали, что знание должно делать человека сильнее. Знание ценилось как нечто самодостаточное. Как молитва не должна давать человеку земных благ, так вот и знание.
В мире ислама ученые — это не преобразователи мира, не строители чего-то более приятного, удобного или полезного. Это умники, которых уважают, но которым изменять что-то в жизни никто не позволит… да они и сами не захотят.
Ханы Золотой Орды не успели стать мусульманами, как сделались покровителями наук и основателями медресе. Арабские путешественники отмечали, что в Булгарии много грамотных людей, пишущих на бересте, бумаге и пергаменте арабскими и армянскими буквами. В середине XVIII века И. И. Георги отмечал, что чуть ли не при каждой татарской деревушке есть «особливая молебная храмина и школа».[108] Он отмечал, что в крупных селах и городах есть даже «девичьи школы».
В начале XX века «среди народов, заселяющих восточную часть России, татары-магометане занимают первое место. Процент грамотных среди них очень велик даже по сравнению с русскими. Из какого бы класса ни происходил татарин, он непременно знает начатки вероучения, умеет читать и писать по-татарски».[109] Это слова из книги инспектора Казанского учебного округа Я. Д. Коблова с чудесным названием: «Мечты татар-магометан о национальной общеобразовательной школе».
