Все эти опасения Галена ускользнули от внимания Амисии: ее душой безраздельно завладела радость от того, что она по праву может наслаждаться близостью Галена. По законам божеским и человеческим ей позволено прильнуть к тому, кто в действительности оказался прекрасней любого придуманного ею героя! Ее руки медленно скользили по литым плечам, рукам и груди; она чувствовала, как напрягаются его мускулы при ее прикосновении, и упивалась своей новообретенной силой. Уткнувшись лицом в грудь Галена и тесно прижавшись к нему, она прошептала слова, которые не осмелилась бы произнести, глядя ему в глаза:
— Отведи меня в пещеру и покажи еще раз, как горяча и сладостна страсть.
Дурное настроение Галена тут же растаяло, и даже воспоминание о его причинах сгорело в огне, который зажгли в его крови эти слова. Он провел пальцами между вьющимися прядями медовых шелковистых волос у нее на затылке и слегка потянул их назад, чтобы ее лицо обратилось к его зовущим губам. Он поцеловал опущенные веки, щеки и уголки губ, и лишь потом, тихо засмеявшись, ответил:
— Новобрачную полагается вносить в опочивальню на руках, но, увы, не в моих силах отнести тебя ни вверх против течения водопада, ни вниз по склону холма.
— Да нет же! — Амисия метнула на него проказливый взгляд и весело рассмеялась. — Я могу и сама добраться до места. Бьюсь об заклад, что буду там раньше тебя. Но… — она кокетливо покосилась на него, — если я выиграю, ты должен заплатить мне любую пеню, которую я потребую.
Не медля ни секунды, даже не позаботившись удостовериться, что он принял ее вызов, Амисия вырвалась у него из рук, вскарабкалась по знакомому пути на крутом склоне и спустилась по другому склону, купающемуся в закатном зареве. К тому моменту, когда огромный силуэт Галена показался на розовом фоне водопада, она уже сидела на одеяле у костра.
— Я выиграла! — Ее торжествующая улыбка была неотразимой. — И я требую награды!
Глядя на эту чудесную водяную фею, которая сидела, обхватив руками подтянутые к груди колени, упершись в колени подбородком, Гален был готов поверить, что видит перед собой очаровательное дитя. Но золотое пламя, горящее в карих глазах, убедительно доказывало: нет, она уже не ребенок. Он подавил вспыхнувшее в нем чувство вины — ведь он сам был причиной этого превращения! — напомнив себе, что поступил честно, сделав ее своей женой. Честно? Так ли уж честно — сделать ее женой разбойника? Да, конечно, на самом деле он не разбойник, но какое это имеет значение, если она считает его таковым… по его вине.
Амисия заметила, как он помрачнел, и забеспокоилась: что такого она сделала, чтобы вызвать его раздражение? Может быть, его мужская гордость уязвлена тем, что в состязании с ним победила женщина? Неужели он столь мало уверен в себе, что такой пустяк может задеть его? Вот уж никогда бы не подумала, но…
— Ох, я ведь выиграла только потому, что не предупредила тебя по-честному, как полагается. Я вызвала тебя на состязание и сразу умчалась, прежде чем ты успел принять мой вызов… Но ведь ты же такой быстрый, где мне с тобой равняться!
И опять от ее слов всякие сумрачные мысли развеялись как дым. Добравшись до пещеры первой, она вообразила, что его это могло огорчить! Когда до Галена дошло, что она пытается таким образом его утешить, он откинул голову назад и облегченно рассмеялся:
— Нет, радость моя, я даже не пытался тебя обогнать. Зачем я стал бы это делать, если мне больше хочется уплатить пеню, чем выиграть состязание?
Когда ее коснулся его опытный взгляд, который она ощутила не менее остро, чем телесную ласку, щеки Амисии вспыхнули, и она в волнении прикусила нижнюю губу, вспомнив о том, какого приза она потребовала. Но взгляда она не отвела.
Гален созерцал ее нежную красоту — от блеска медовых волос до шелковистой кожи, которую он не мог забыть, хотя она и была сейчас скрыта под грубым домотканым платьем. С самого начала их отношений именно она так самозабвенно побуждала его все к большей и большей близости, хотя он считал это неразумным. Она стремилась принести ему в дар свою невинность и соблазняла
