— Да, по правде говоря, никому нет дела до того, о каких мужчинах мы мечтаем. Суженых нам выберут другие, и нас не спросят, чего хотим мы сами; а уж насчет возвышенной любви, о которой поют менестрели, и вспоминать не станут.
Она в сердцах сорвала венок с головы.
— Ах, святые угодники, — отозвалась Амисия с легкой досадой. — Ты прекрасно знаешь, что твои родители никогда не отдадут тебя за того, кто тебе не мил.
Взяв венок из рук подруги, Амисия с веселым смешком вновь водрузила его на темные косы. Если в этой усмешке и промелькнул легчайший оттенок горечи, причиной тому было отнюдь не сомнение в счастливом будущем Келды; потом она добавила:
— Может быть, тебе и не достанется в мужья король Артур или еще кто-нибудь столь же высокородный, но это будет молодой и приятный тебе человек. А вот если я не выйду замуж за Волчью Голову, меня, скорее всего, окрутят с каким-нибудь дряхлым, выжившим из ума старцем, который позарится на мое приданое… да и то дождутся, что к тому времени я и сама стану дряхлой развалиной.
Выражение лица Келды стало серьезным. Она бы и рада была возразить подруге, но не находила нужных слов. Амисии уже исполнилось семнадцать; Келда была несколькими месяцами младше. Обе они уже далеко перешагнули за тот возраст, когда большинство девушек вступают в брак. Не приходилось сомневаться в том, что родители Келды в один прекрасный день сумеют найти ей мужа по душе, Но что касается Амисии… Лорд Гилфрей постоянно донимал падчерицу угрозами, что он вот-вот отдаст ее в жены какому-нибудь злыдню или жалкому старикашке. Судя по всему, он был полон решимости без конца откладывать ее замужество. Ему претила сама мысль о том, что — пусть даже после его смерти — кто-то другой будет распоряжаться имением, которое он отнял у ее отца. Это знали в поместье все. Он часто — и не выбирая выражений — сетовал на то, что у него нет наследника мужского пола и все достанется дочери другого человека… А это значило, что в один прекрасный день непременно появится претендент, который пожелает получить и ее руку, и ее приданое; и отчим явно намеревался тянуть до последнего.
— Не убивайся так из-за меня, а то испортишь и эти драгоценные минутки нашей свободы.
С этими суровыми словами Амисия встряхнула головой, и ее прекрасные светлые кудри заплясали. Эти свободные, ничем не связанные пряди, выгоревшие на солнце, и легкий загар служили неоспоримым свидетельством независимого духа: то был — пусть и слабый — бунт против подавляющего владычества Гилфрея.
— По крайней мере, мы хоть ненадолго, да ускользнули от противного Темного Лорда, — шепнула она, словно вовлекая спутницу в какой-то увлекательный заговор. — А раз так, давай сбежим в наше секретное убежище… Вдруг нам повезет, и по пути нам встретится или твой сказочный принц, или мой лесной разбойник.
Не в силах отказаться от такого заманчивого предложения, Келда поднялась, прилагая огромные усилия, чтобы вновь не потревожить покой их верного стража.
Рэндольф ровно похрапывал, и девушки, набравшись храбрости, приблизились к нему, чтобы аккуратно поставить рядом с ним в тени дуба свои полные ягод корзинки. Амисия, как всегда, пошла впереди. Достигнув зеленой стены кустарника на опушке леса, она отогнула в сторону узорные листья высокого папоротника, и между ними обнаружилась слабо протоптанная тропинка. Чувствуя, что Келда следует за ней по пятам, Амисия спокойно прокладывала путь через густой подлесок. Эти вылазки позволяли судить о том, как сильна привязанность Келды, ибо ничто, кроме дружбы, не заставило бы младшую из девушек пуститься в такое приключение без вооруженного защитника. Напускное бесстрашие Келды не могло обмануть Амисию: она знала, что на самом деле подругу куда больше привлекают тепло и безопасность домашнего очага. Если бы сама Келда не настаивала — с тех пор как они едва научились ходить — на том, чтобы участвовать во всех затеях Амисии, та ни за что не стала бы подстрекать ее на такие подвиги.
Они достигли сверкающего, искрящегося ручья и двинулись вниз по течению вдоль его поросшего мхом берега, следуя прихотливым изгибам русла.
