Но Василий все понял. И тогда не сдержался, признался в любви. «Я давно тебя люблю, но не решался сказать. А потом случилось это несчастье со мной. Кому я нужен с ним? Думал, отсижу срок и… мы соединимся. И вот ты не пишешь…»
Нина не обращала внимания то, что выходило за пределы их устоявшихся отношений, упорно держала нейтральный тон. Ей это удавалось потому, что она оставалась искренней, не лукавой, доброжелательной, просто не писала о том, что Василия не касалось. Позже он говорил, что весточки от нее хоть и стали реже, зато в них чувствовался сильный заряд жизненной мощи. Это было как раз то, чего ему не хватало, и Нинино настроение, не выраженное в конкретных словах, а разлитое в общем контексте, незаметно передавался ему.
О том, что у Нины появился Юра, Василий узнал из писем других людей и, следуя ей, продолжал держаться дружественно, отстраненно от вопросов сердечных. Один он знал, чего ему стоила эта отстраненность!
Нинино отчаяние, вызванное гибелью Юры, сказалось и на Василии, к которому она привыкла в заочном общении и который умел терпеть и ждать. Ближайшие нам люди страдают не меньше нас, когда нам плохо, потому что мы безжалостно выливаем на них свои печали, врачуя себя. Однажды Василий получил письмо с отчаянными и даже злыми словами. «Не смей писать мне! У меня горе — Юра погиб. Ненавижу!» Это произошло как раз тогда, когда Василий размышлял, к чему прибегнуть, чтобы забыть Нину. Впервые она в письме сказала о Юре, но ведь в разрезе каких обстоятельств…
«Нина, выслушай меня спокойно, — писал Василий. — Жалко твоего жениха. Очень! Когда погибает молодая жизнь — это трагедия. Поверь мне, я знаю, о чем говорю. Но нам — жить. Тебя спасет только память о нем. Не забывай его никогда. И ничего не бойся, я — с тобой».
Собственно, здесь мне добавить нечего. Просто этой женщине дано было Богом притягивать к себе мужчин — настоящих хозяев жизни. Кто они? Какие они? Ни образование, ни воспитание здесь не играют ведущей роли. Здесь главное — это живая и мудрая душа, отличающая их от других.
Как и раньше, Нина изредка писала Василию. Но о чем теперь? О своей погибшей любви, об утраченных надеждах. Боль сердца выливала тому, кому это было небезразлично. «Я жизнь отдала бы за то, чтобы Юра жил. Я не себе хотела счастья, а ему». Ирония судьбы или жестокость судьбы, связавшая Василия и Нину двумя болезненными смертями, — что сближало теперь их? Он стал ей дорог тем, что она могла сказать ему все о себе, о Юре, об их любви. У нее была потребность выговориться, сто раз повторить то, что пекло, жгло, терзало ее. Скорее всего, если бы не Василий, Нина погибла бы, просто умерла от горя.
Скоро Василий вернулся домой.
— Иди за меня, — сказал в первый вечер, как приехал.
— Не могу.
— Почему? Ты будешь жить своей жизнью, своими воспоминаниями, обещаю. Я хочу быть рядом, понимаешь?
Нина кивала головой, мол, — понимаю. А потом заводила свое:
— Нельзя так. Я его люблю.
— Дорогая моя, люби его. Так должно быть. Он — твоя первая любовь, твоя трагедия, и…
— Что «и»?
— И моя боль. Но его теперь нет. На кого я тебя оставлю? Нина, ты больна горем. Я все понимаю, но настаиваю — иди за меня.
— Хоть год траура, ради его памяти…
— Ты не выдержишь. Тебе нельзя оставаться одной.
Василий ее уговорил, но и она настояла на своем — они поженились через год, шестого ноября 1956. Свадьбы, конечно, не было. Все прошло тихо, буднично — расписались, пришли домой, начали жить вместе.
На следующий день к Нине пришла Вера Сергеевна, Юрина мама.
— Подарок принесла, — сказала тихо и подала Нине что-то объемное и мягкое.
— Что это? — оторопела Нина.
— Не бойся, я не сержусь. Не идти же тебе вслед за Юрой, — сказала она и посмотрела бесцветными немигающими глазами мимо Нины, мимо комнаты, мимо всего живого. — Это подушечка, вам на свадьбу готовила, наволочку крестиком вышила. Юра любил, чтобы маленькая подушечка под головой была. Возьми, пожалуйста, и не забывай его.
— Спасибо, — Нина развернула подарок, мгновение смотрела на искусно вышитую подушечку, а затем склонила на нее голову и… заплакала, громко, сотрясаясь всем существом. Это были ее первые слезы после пережитой трагедии.
