— А ты как живешь? — спросил, придя в себя.
— У меня все более буднично. Один день неотличим от другого, и так неделя за неделей уплывают месяцы и годы.
— А работа?
— Работу свою люблю, — уверенно сказала девушка. — Это единственное, что наполняет мою жизнь смыслом.
Последние дни отпуска пролетели быстро, Николаю надо было возвращаться на крейсер. Невольно он подытоживал отпуск и констатировал, что в течение его произошло две важных вещи: во-первых, он ближе познакомился с Лидой, а во-вторых, — почти физически ощутил, что военной службе приходит конец. Что-то большое и дорогое входило в его судьбу и что-то очень ответственное и значительное завершалось, подводило черту под пройденным. Прошлый период жизни, которого он так боялся в начале, теперь не просто уходил, а оставлял по себе ощущение неповторимости каждого дня, каждого мгновения.
Николай тогда не знал, что тягчайшие испытания морем и службой для него еще впереди, и психологически одной ногой уже оставался дома, прикидывая, в чем должен найти себя здесь, в каком деле. Большой мерой на это наталкивала Лида. Как бы там ни было, а их встречи настроили Николая на другую жизнь, на другие заботы. Между ним и крейсером отныне паутинкой пролегла разграничительная черта, невидимая, но ощутимая сердцем. И этой чертой морские его друзья отодвигались в даль отшумевшего времени. Это беспокоило его. «Как я буду без них?» — думал Николай, и ему казалось, что без моря, без крейсера, без команды он ничего интересного в мире не найдет и не откроет, не разглядит и не поймет. Становилось жутко. Что он значит один, что он один умеет, что может? Как прожить жизнь, если лучшие годы — годы дружбы, мужской солидарности, объединенных усилий, годы совместных познаний и открытия мира — уйдут? Зачем жить, к чему стремиться, о чем мечтать?
Он размышлял о своем завтрашнем дне в раннюю пору, когда мать, поднявшись ни свет ни заря, уходила на работу, а Алим еще спал. Николай подходил к окну, смотрел на небо и видел синее пространство, разорванное белыми прядями туч, исчерченное траекториями птичьих летаний. Та утлая динамика изменений даже приблизительно не напоминала море, всегда бушующее, плещущееся, неугомонное. Все, что происходило в небе, было беззвучно, немо, безголосо. Разве что птицы недолго покричат, да и то те звуки ветер воровал у людей и относил куда-то, где они затихали, обрывались совсем. Тишина. Великая тишина степей. Ныне она страшила Николая, так как в ней подозревались бездеятельность, бесцельность существования, равнодушие холодной вечности, что пролегала так далеко в грядущее, где и его уже не было. Он терялся в ней, как теряется песчинка в пустынях. Он не знал, за что зацепиться, чтобы прирасти к земле, к людям, к делам, чтобы быть нужным, и жить так же интересно и содержательно, как было на корабле. Пять лет из памяти не вычеркнешь, за спину не бросишь, не оторвешься от них рывком без того, чтобы не причинить себе боли.
Это Лида разбудила эти ощущения, хотя они со временем непременно пришли бы и сами, но она, как катализатор, ускорила в нем созревание разлуки, которая скоро должна свершиться, разлуки с морем, с крейсером, с колыбелью его возмужания. Ускорила боль расставания и вместе с тем высветила ее, чем подала надежду, что она будет преодолена. Она принимала на себя его муки, связанные с отвыканием от морского коллектива, бралась перевязать обезболивающим чувством любви разорванную пуповину, крепко соединяющую Николая с боевыми обязанностями, строгой дисциплиной, устойчивым образом жизни, ответственностью за долг перед страной. Конечно, эти качества и в обычной жизни нужны, но здесь и там они измерялись разными мерками. Поэтому он благодарил судьбу за встречу с Лидой, которая беспокоила и успокаивала его, резала по живому сегодняшний день и вместе с тем помогала преодолеть отчаяние от грядущих перемен, связанных с демобилизацией.
После раздумий и тихих страданий он понял, что на военной службе успел узнать настоящую дружбу, чувство взаимовыручки, причастности к крепкому коллективу, к суровому мужскому делу. А любовь, семья, дети? Они еще не пришли к нему! А ведь это не менее важные реалии, чем те, которыми он занимался до сих пор. Это было великое открытие, и оно пришло вовремя. Оно должно было компенсировать потрясение от резкого изменения смысла жизни, ждущего его после завершения службы.
