— И, кроме того, — продолжал Кэллаген, — их, вероятно, интересовало, с кем полковник ссорился в последнее время?
— Именно так, — кивнула мисс Ваймеринг.
— Вы полностью удовлетворили их любопытство?
— Мне трудно судить… Среди них был один инспектор, мне сказали, что он из Центрального отдела расследований в Брайтоне. Он был чрезвычайно любезен. Когда он спросил, были ли у полковника враги и с кем он ссорился в последнее время, я честно ответила, что мой шурин не был любимцем семьи, так как был вспыльчив, раздражителен и ни с кем не считался…
— Инспектора интересовали подробности? — спросил Кэллаген.
— В высшей степени: он спрашивал о людях, живущих в доме, о слугах… Хотел все знать досконально, хотя я сказала, что нет оснований подозревать слуг, они живут с нами в течение многих лет. Когда врач закончил осмотр тела, он и инспектор уехали вместе. Они сделали фотографии, а само тело увезли сегодня утром. Инспектор предупредил меня, что, вероятно, зайдет снова или пришлет другого офицера полиции.
— Он собирался зайти уже сегодня? — спросил Кэллаген.
— Точно не знаю, — пожала плечами мисс Ваймеринг.
— Как мне кажется, — продолжал Кэллаген, — больше всего вас беспокоит вопрос о том, как подробно вы должны рассказать о ссоре между покойным и вашими племянницами за последним обедом?
— Думаю, что это не связано со смертью моего шурина, — сказала мисс Ваймеринг. — Ведь это был пустяк, буря в стакане воды.
— Как сказать, — заметил Кэллаген, — на моей памяти немало смертей в результате того, что вы называете бурей в стакане воды. Кстати, не припомните ли вы, как началась ссора?
— Как большинство ссор — из-за пустяка. Патриция повела себя вызывающе: она без спроса взяла одно из вечерних платьев Корины и надела его к обеду. Корина обнаружила это еще до обеда и приказала немедленно переодеться, но, как это и раньше бывало, Патриция не послушалась. Корина пришла в ярость. Началась перепалка на том ужасном жаргоне, на котором часто изъясняются мои племянницы. Это и послужило поводом для ссоры.
— Понятно, — улыбнулся Кэллаген. — Теперь давайте вернемся к более серьезным вещам. Скажите мне, когда мисс Аллардайс вернулась вчера вечером, она виделась с вами?
— Да, она сразу прошла в мою комнату.
— И что же? — поинтересовался Кэллаген. — Мисс Ваймеринг вздохнула:
— Виола была в ярости, вы чем-то разгневали ее. Она отпустила несколько грубых замечаний в адрес полковника, вам тоже досталось. Похоже, у нее необоримое отвращение к частным детективам, не знаю уж почему, но что есть, то есть.
— Насколько я понимаю, все это произошло еще до того, как она узнала о смерти полковника?
Мисс Ваймеринг кивнула.
— Да, — подтвердила она, — мне было очень непросто сказать ей об этом, учитывая ее состояние. Я попыталась подготовить ее, но, видимо, мне это плохо удалось: она была просто потрясена. Честно говоря, я не ожидала такой реакции.
— Ну, это можно понять, — заметил Кэллаген. — Естественно, после ссоры, происшедшей между ними, ей было трудно примириться с мыслью, что полковник умер раньше, чем они успели объясниться…
— Возможно, — согласилась мисс Ваймеринг.
— Что же было дальше?
— Мы пообедали в полной тишине. Грех сказать, никто из нас не испытывал особых симпатий к полковнику, пока он был жив, но мы привыкли видеть его сидящим во главе стола, привыкли к его ворчанию… И мысль, что этого уже никогда не повторится, очень тяготила нас. Все-таки уход из жизни любого человека так печален…
— Да, конечно, — согласился Кэллаген. — А после обеда состоялся разговор с полицией?
— Да.
— Они разговаривали еще с кем-нибудь, кроме вас? — спросил Кэллаген.
Мисс Ваймеринг покачала головой.
— Нет. Возможно, они собирались сделать это сегодня.
— Сегодня или завтра, это не имеет значения, — сказал Кэллаген. — Я просто думаю, мисс Ваймеринг, что лучше не рассказывать полиции о ссоре за обедом, В конце концов вы сами пришли к выводу, что вся эта история не стоит выеденного яйца…
— Мистер Кэллаген, а вы не шутите? — недоверчиво спросила мисс Ваймеринг.
Кэллаген ободряюще улыбнулся.
— Да нет, я серьезно думаю, что вы должны забыть об этом.
