«Непроницаемые недра»: ВЧК-ОГПУ в Сибири, 1918–1929 гг. - страница 5

Шрифт
Интервал

стр.

. В ряде публикаций можно найти многочисленные биографии как руководящих, так и рядовых чекистов Сибири[15].

Таким образом, для изучения карательных структур Сибири первого десятилетия сделано достаточно много: выпущены Книги памяти жертв политических репрессий, опубликованы сборники и подборки ценных документов, написан ряд статей. Но монография, целиком посвященная работе сибирских чекистов, пока существует только одна — работа Г.Л. Олеха о положении ВЧК-ОГПУ в системе власти. История же политических репрессий (особенно их достоверная статистика), основные аспекты деятельности карательных органов Сибири, их кадрового состава изучены весьма фрагментарно. Значительная часть публикаций отличается невысоким качеством, повторением устаревших схем либо, напротив, торопливым применением к истории, например, психоаналитического подхода.

Даже в ряде сочинений последнего времени признаются достоверными фальсифицированные сведения о заговорах начала 1920-х гг.[16]. (В.Н. Уйманов, к примеру, верит в то, что был заговор реабилитированного А.И. Гавриловича в Томске, В.Ф. Гришаев и Г.Н. Безруков убеждены в заговоре эсеровского Крестьянского союза на Алтае, а О.А. Пьянова — в существовании военной организации Крестьянского союза в Омске). Сотрудники ФСБ, монополизировавшие право на доступ к ведомственным документам ВЧК-КГБ, в последние годы подготовили откровенно панегирические сборники о чекистах. Своим качеством они мало чем отличаются от выходивших в советские времена работ. Большой, но не осмысленный и крайне некорректно (вплоть до многочисленных искажений цитат из документов) изложенный архивный материал о работе сибирской милиции и чекистов приведён в книге М.А. Ефремова [17].

О доверчивости к тенденциозным материалам партийных инстанций говорит появление статьи омского историка А.А. Штырбула, в которой совершенно ложно освещены события, связанные с так называемым «Кузнецким заговором». Согласно Штырбулу, в ноябре 1920 г. в г. Кузнецке Томской губернии возникла подпольная организация под руководством ряда видных чекистов и милиционеров: «Причинами заговора являлись: 1) бюрократизм совгосаппарата; 2) засилье в нём "спецов"; 3) засилье бывших белогвардейских офицеров в комсоставе… Заговорщики вели работу в войсках Кузнецкого гарнизона и рассчитывали, что в выступлении примет участие до 100 штыков: чекистов, милиционеров, красноармейцев — как правило, бывших партизан… Была установлена связь с анархо-крестьянскими отрядами И. Новосёлова и П. Лубкова, имелся расчёт на взаимодействие с ними… После захвата города планировалось убить начальника ЧК и председателя уисполкома, а также "спецов"… Далее предполагалось идти на губернский центр, а в случае неудачи отступить в тайгу. Несмотря на то, что часть участников заговора являлась членами РКП(б), лозунг был: "Да здравствует Советская власть, бей коммунистов!" В результате деятельности кузнецкой "революционной тройки" заговор был ликвидирован… задержано 15 активных заговорщиков. События в Кузнецке ясно показали, что… это было выступление антикоммунистическое, но левое; своеобразное выяснение отношений между коммунистами-назначенцами и проанархистски настроенными элементами бывших партизан»[18].

В попытке отыскать яркие факты анархистских проявлений во властных структурах А.А. Штырбул проигнорировал необходимую критику обнаруженного им источника. Между тем изученное В.И. Шишкиным следственное дело кузнецких «заговорщиков» убедительно свидетельствует об отсутствии какого-либо заговора и говорит о грубой взаимной провокации чекистских и военных структур, осложнённой пьянством, карьеризмом и личными счётами[19].

Пример рождения довольно сомнительных предположений демонстрирует барнаульская исследовательница Н.В. Кладова. Посчитав, что обнаруженных ею «расстрельных дел» Алтайской губчека в отношении представителей «исторической контрреволюции» слишком мало, Кладова заявляет, что отсутствие жизненной агрессии и низкая пассионарность «понижают эффективность функционирования системы подавления», чем «в частности, можно объяснить феномен более мягких приговоров по делам начала 20-х гг. в сравнении с периодом большого террора». Эти дела обычно заканчивались амнистией, причём якобы даже в отношении тех, кто «пролил реки крови»


стр.

Похожие книги