Однако малограмотный чекистский аппарат в целом отвечал потребностям карательной политики, поскольку был достаточен для пресечения — зачастую превентивного — политической нелояльности, а большой нужды в реальной контрразведывательной работе не было: Монголия являлась союзным государством, раздробленному Китаю было не до шпионажа, а перед эффективной японской разведкой находился мощный буфер в лице чекистов Дальнего Востока. Многочисленные разоблачённые «шпионы» обычно не имели отношения к зарубежным спецслужбам.
Для чекистских кадров было характерно наличие мощной партизанской прослойки, что приводило к дополнительной криминализации оперсостава и частому проявлению «красного бандитизма». Заметен и значительный уровень политических репрессий внутри самого чекистского коллектива, связанный с доносительством и попытками руководства связывать собственных работников с различными «контрреволюционными заговорами». Руководство на местах осуществляли назначенцы центра, проводился принцип сменяемости кадров, но примечательно, что руководители полпредства Павлуновский и сменивший его Заковский — сразу после выстраивания основ карательной системы и отбраковывания из неё первых начальников Сибчека Левитина и Уралова работали по шесть лет каждый, что сильно нарушало традицию сменяемости начальствующих кадров. (В том же русле находилось многолетнее нахождение на Украине В.А. Балицкого.) Такие факты говорят об определённой стабилизации кадровой политики и встраивании отдельных крупных чекистов в систему лубянских сдержек и противовесов.
Увольнение массы ветеранов ЧК в первой половине 20-х гг. не привело к прерыванию основных чекистских традиций. Кадровый состав, оставаясь преимущественно малограмотным, хотя и получал лучшую чекистскую подготовку, по-прежнему воспитывался в духе правового нигилизма и ненависти к инакомыслящим. Моральный облик чекистов характеризовался крайней распространённостью в их среде не только пьянства, но и разнообразных криминальных проявлений. Уровень преступности внутри чекистского ведомства всё время являлся экстремально высоким. Фактическая вседозволенность и безнаказанность толкали очень многих оперативных работников и на злоупотребления властью, связанные с нарушениями законности, и на всевозможные корыстные преступления.
На ответственных должностях в ВЧК-ОГПУ в Сибири в 20-е гг. подвизались яркие личности с богатым революционным и боевым прошлым, резко отличавшиеся от функционеров МГБ-КГБ последующих десятилетий. Однако бюрократический аппарат нивелировал личностные отличия, требуя повиновения и умения следовать генеральной линии партии. Поэтому тип регионального начальника, независимо от происхождения, национальности, образования, партстажа, революционного прошлого (меньшевик М.Ф. Левитин, межрайонец И.П. Павлуновский, анархист Л.М. Заковский), в основном выглядел единым. Это был классический чиновник советской системы — беспрекословно выполняющий поставленные перед ним задачи, старающийся проявлять инициативу в карательных операциях, нечуждый внутриведомственным интригам, скрывающий промахи подчинённых и формирующий аппарат под свои представления и потребности, наполняя его хорошо знакомыми и лично преданными кадрами.
Начальствующий состав полпредства ВЧК-ОГПУ по Сибири отличали исполнительность, инициативность и умение в нужный момент оказаться на острие репрессий. После массовых сокращений 1922–1924 гг., а также в результате стабильно высокой текучести кадров ВЧК-ОГПУ как в стране в целом, так и в Сибири, в частности, росла прослойка лиц, имевших опыт чекистской работы и нередко выдвигавшихся на ответственную государственную работу, особенно в судебно-прокурорской системе. Массовые вербовки привели к ситуации, когда значительная часть активного населения вела двойную жизнь, негласно осведомляя «органы» о своих знакомых и нередко являясь участниками различных провокационных комбинаций.
20-е гг. ознаменовались опытом создания небывалых в истории России по масштабу и полученным полномочиям органам безопасности. Они вооружённой рукой, не останавливаясь ни перед чем, сломили сопротивление свергнутых классов, осуществив в начале десятилетия первую грандиозную общественную чистку и затем подготовив следующую. В целом жертвами политики режима стали в 1920-е гг. сотни тысяч сибиряков, многие десятки тысяч из которых погибли. Все основные «достижения» карательной системы — политика постоянных чисток, специфический кадровый отбор и многочисленность репрессивного аппарата, массовое заагентуривание населения, крайние жестокость следствия и условий содержания арестованных, внесудебные расправы, упор на фабрикацию заговоров и «профилактическое» осуждение основной массы репрессированных за так называемую антисоветскую агитацию — перешли в 30-е гг. и получили дальнейшее развитие.
