Я осторожно переложил руль. Крен уменьшился, и мы медленно начали набирать ход. Теперь ветер дул уже с кормовых румбов. Парусности одного рангоута вполне хватило, чтобы яхта пошла вперед. Теперь надо было идти быстрее, чтобы ни один вал не захлестнул рубку. Я потравил гика-шкот, гик пошел под ветер, и вот яхта идет уже левым галсом. Еще несколько секунд — и мы перевалились на правый борт. «Ну, Ханнес, молодец! Кажись, все прошло удачно», — сказал я сам себе, и тут же море наказало меня за бахвальство: очередной вал что есть мочи хлестнул нам в борт, задел гребешком гик и переломил его, как соломинку. Да, вот тебе и удача! Без плавучего якоря остались, а теперь еще и без гика.
Я вытравил побольше гика-шкот и выпустил на нем обломок за борт как временный плавучий якорь.
Из каюты слышалось раздражающее бульканье. Однако Стоун и Винсент, прямо скажем, не особенно спешили лезть туда вычерпывать водичку. Помпа наша, увы, отказала. Я скользнул в люк с ведром в руке и очутился по колено в воде.
Я был уверен, что за долгие годы плаваний чему-чему, а уж укладке всевозможного корабельного имущества и припасов научился. В самую сильную качку все прочно стояло по своим местам. Но кто, скажите, мог предвидеть, что «Си Куин» способна на этакий акробатический трюк — кувырок на 360 градусов? Вот теперь и попадали ко мне в ведро вместе с водой рубашки, граммофонные пластинки, фотоаппараты, банки с сахаром и раскисшие морские сухари.
Но вот наконец уровень воды в каюте понизился настолько, что я смог уже добраться до шланга нашей помпы и обнаружил в нем носок Винсента. Остатки воды мы откачали быстро, уже помпой.
Часов около двух на палубе что-то сильно загрохотало. Мы кинулись наверх. Ветра не было, но волны вокруг нас толклись высотой с гору: «Си Куин» угодила в самый глаз тайфуна. Ветровое давление отсутствовало, и судно испытывало жесточайшую нерегулярную килевую качку. Мачты от этого поломались. Однако висели пока что на вантах. Мы осторожно опустили их на палубу и накрепко связали. Хоть какая-то работа, и то радость. Потом мы снова спустились в каюту. Барометр показывал 717 миллиметров.
3 сентября море наконец успокоилось, и мы решили снова поставить грот-мачту покапитальнее. Из палубы от старой мачты торчал приличный пень сантиметров 90 в длину. Уцелел, запутавшись в вантах, и второй обломок длиной почти семь метров. Мы аккуратненько наложили на места переломов шины, на которые пошли рейки внутренней каютной обшивки, и прочно стянули обломки тросами. К новой мачте мы приладили весь необходимый стоячий и бегучий такелаж. Из обломков бизани я сделал козлы. Точнее говоря, связал между собой верхушки обеих частей, нижние же их концы закрепил на планшире. Крепкие тросы, как штаги, поддерживали козлы спереди и сзади. К верхнему перекрестью я подвесил верхний блок тали, а нижний закрепил на новой мачте, чуть повыше ее центра тяжести.
Проверив еще разок всю конструкцию на прочность, я попросил Фреда и Сэма поработать хорошенько на этих талях.
Оба принялись за работу. Мачта повисла над палубой. С грехом пополам я подтянул ее шпор к пяртнерсу.
— Теперь майна помалу!
Шпор мачты исчез под палубой. Я с силой поднажал на мачту плечом, и вот она уже стоит, как свечечка в подсвечнике. Все остальное было детской игрой. К вечеру, оставляя за кормой по четыре мили в час, мы шли уже курсом вест. На борту царило великолепное настроение, как всегда, когда безносая промахнется своей косой.
9 сентября мы увидели землю, а 10 вечером стояли уже в гавани Хабу, рыбачьей деревушки близ Иокогамы.
В последующие дни мы латали всевозможные дырки, которых до сей поры не замечали. Потом Стоун и Винсент продали корпус своей яхты, после чего оба благополучно отбыли в Англию на почтовом пароходе.
Я получаю свои деньги. Моя книга. Новые планы. Владелец автобусов.
Понятно, о нашем плавании раструбили все газеты. Я воспользовался обстоятельствами и в одном интервью вставил между прочим, что неплохо бы японскому правительству заплатить мне теперь мои денежки.
Не знаю, то ли газетные репортажи повлияли, то ли действительно все формальности наконец были выполнены, только вскоре временно исполняющий обязанности высокочтимого комиссара по выплате компенсаций тюленебоям-промысловикам, следуя распоряжениям самого высокочтимого комиссара, отсчитал причитающуюся мне сумму в чудесных зелененьких долларовых бумажках.
