Фатьма-ханум ласково провела ладонью по волосам дочери.
— Объясняйтесь тут сами. Мне нужно заглянуть на кухню.
Но объясняться необходимости не было. Лила уже сообразила, о ком идёт речь… Деловито оглядев платье Малике, она спросила:
— Мадам Гамар шила?.. Очень, очень мило. Тебе к лицу розовый цвет.
— Правда?
Малике важно прошлась по комнате.
Лила расхохоталась.
— Ты прелесть. Ну как тебя можно не любить?!
— Ты так думаешь? А мне кажется иногда, что он разговаривает со мной, а сам где-то в другом мире. Ахмед всё ещё считает меня ребёнком.
— Ты и впрямь ребёнок! Простодушный ребёнок! Разве можно показывать мужчине своё расположение? Мужчины должны думать, что это они нас завоёвывают. Не только государства, но и сердца женщин берутся с боем, это школьная истина, — засмеялась Лила.
— Ты будто сговорилась с папой. Я не могу без него, понимаешь? Не могу! Не могу!.. Не могу!.. — Вся фигурка Малике и большие сливовые глаза выражали удивление: зачем ей велят притворяться, почему не понимают?
В соседней комнате зазвонил телефон. Малике кинулась туда. Лила горько покачала головой ей вслед: бедная девочка, что ждёт её? Не так всё просто, доктор — крепкий орешек.
Занятая своими мыслями, Лила не заметила, как в комнату вошёл доктор Решид. Задумчиво подняла глаза, и у неё, словно у опытной актрисы, тотчас переменилось выражение лица, она вся подтянулась, заулыбалась.
— О, мсье доктор! — воскликнула Лила, рисуясь отличным французским произношением. — Наконец-то вы пожаловали! Разве мыслимо в ваши годы быть таким затворником?
— Добрый вечер, мадам, — по-арабски ответил доктор, целуя протянутую руку.
— Вы безжалостный человек! — засмеялась Лила. — Право, безжалостный!
— Я — безжалостен?
— Конечно, вы. Кто же ещё?
— Столь серьёзное обвинение требует не менее серьёзных доказательств.
— За доказательствами идти недалеко, они в соседней комнате. С самого утра Малике высматривает вас.
— Прошу прощения, мадам, я этого не знал, иначе пришёл бы раньше, видит бог.
— Так уж и не знали!
Доктор засмеялся.
— Вы, мадам, смотрите на меня, словно собираетесь загипнотизировать.
— Вас? О, это, вероятно, нелегко сделать даже профессиональному гипнозитеру. Мне же — тем более.
— Почему?
— Хотя бы потому, что вы хирург.
— Разве хирурги не такие же люди, как все смертные?
— Может быть… Вам сейчас тридцать два года, так ведь?
— Склоняюсь перед вашей осведомлённостью, мадам, хотя и не совсем понимаю, какое отношение имеет мои возраст к нашему разговору.
— Сейчас поймёте, — пообещала Лила. — Скажите, скольким людям вы сделали операции за свою жизнь?
Доктор Решид пожал плечами.
— Думаю, что довольно многим, но число назвать затрудняюсь. Вас, насколько я понимаю, интересует точная цифра?
— Вы, как всегда, отделываетесь шуточками, — упрекнула Лила.
— Нет, зачем же! — совершенно искренне возразил доктор. — Вы спросили — я ответил.
— Тогда ответьте мне и на такой вопрос: была ли среди ваших пациенток или знакомых хоть одна женщина, которая могла бы вас загипнотизировать?
Доктор с шутливым сокрушением развёл руками. Лила ответила сама:
— Не было. И не будет!
— Вы уверены?
— Абсолютно!
— Абсолютного, говорят, в природе не существует. Однако любопытно, на чём зиждется ваша уверенность.
— На общем мнении, которое я до некоторого времени считала вздорным, но потом убедилась, что оно справедливо.
— Поделитесь. Я постараюсь рассеять ваше заблуждение.
— Если бы это было так! — с невольной откровенностью вырвалось у Лилы. — Но боюсь обратного.
— И всё же, — настаивал доктор.
— Говорят, что хирургия и чувствительность не уживаются, — сказала Лила.
Доктор весело рассмеялся.
— Оригинальная философия, мадам! Честное слово, слышу об этом впервые. Очень интересная философия!
— Разве не так?
Беззаботно напевая, в гостиную вошла Малике. Увидев доктора, она замерла на мгновение и, не обращая внимания на присутствие Лилы, бросилась к доктору.
— Ахмед!
Решид нежно сжал в ладонях протянутые ему тонкие руки. Лила тихонько вышла из комнаты, тогда доктор обнял Малике.
— Ты получил моё письмо?
— Получил, дорогая. Но только, знаешь… мне не очень хотелось идти.
