6 сентября 1992 г. командарм проводит офицерское собрание, которое принимает обращение к министру обороны России. В нем говорилось: “Не прекращается настойчивое муссирование различного рода слухов о судьбе 14-й армии и прежде всего о выводе ее в ближайшее время на территорию России. Дать нам ясность по этим крайне важным для каждого офицера, его семьи вопросам мы просим неоднократно, в том числе в своем открытом письме Б.Н. Ельцину 14.07.92 г., однако ответа не получили…”
И снова между командармом и министром обороны вспыхивает свара. 22 сентября Грачёв направляет в штаб армии гневную шифровку, упрекая Лебедя в том, что он опасно “сует нос в политику”. Министр пытается поставить подчиненного на место: “…Не вмешивайтесь никогда в дела, которые функциональными обязанностями Вам не определены. Я еще раз повторяю, политика — дело политического руководства и в некоторой степени министра обороны, и все, запомните это раз и навсегда”. Отвечая Лебедю на поставленные в обращении вопросы, Грачёв говорил: “Судьба 14 А будет решаться после полного разрешения политическим путем судьбы Приднестровья… Армия выйдет только после согласия народа Приднестровья и Молдовы в целом”. В той же шифровке Грачёв все шумные заявления Лебедя назвал “игрой на публику с целью приобретения дешевого капитала”. И спрашивал у командарма: “Или меня вводят в заблуждение?” В тот же день, 22 сентября, Лебедь ответил министру вызывающе кратко: “Вас вводят в заблуждение”. Забавная дуэль продолжалась. На следующий день Грачёв телеграфировал командарму: “Ваш ответ настолько краток, что, учитывая среднее состояние моего ума, я ничего не понял. Доложите конкретно по каждому пункту моих требований и какую работу проводите Вы, командующий, по искоренению истерии, бабских сплетен, выдержанных в духе лучших традиций бывших политработников… С кем Вы, кому подчиняетесь, в какой армии служите или желаете служить. Мне важна чистая правда для принятия окончательного решения о нашей совместной или раздельной службе”. Лебедь ответил министру огромной шифротелеграммой, в которой снова настаивал на том, чтобы руководство страны и Вооруженных сил дало ясные ответы на многочисленные вопросы личного состава армии относительно ее дальнейшей судьбы. В то же время он не скрывал своего возмущения тем, что Москва ведет себя слишком пассивно в решении назревших вопросов и этим ставит его армию в трудное положение. Лебедь спрашивал у Грачёва: “Почему никто не ведет переговоры с Приднестровским правительством, признано оно или нет, оно есть…” Отвечая на упреки министра в том, что он слишком увлекся политикой, Лебедь говорил: “Где тот мудрый дипломат, на которого я с огромным удовольствием свалил бы бремя расхлебывания данной каши, которая здесь заварена, и снятия всех политических стрессов, которые возникают не только каждый день, но и по несколько раз в день…”
Командарм-14 предлагал свой план снятия напряженности, возникшей в армии и вокруг нее. Этот план Лебедь изложил 22 сентября 1992 г. в секретной шифровке № 8/620/К на имя начальника Генерального штаба генерала В. Дубынина. В нем были конкретные предложения по реорганизации армии. Обращаясь лично к министру, командарм писал: “Уверяю Вас — это взвешенные предложения, которые позволят закрыть рот Молдове, обозначив вывод, и Приднестровью…” Получив это донесение Лебедя, Грачёв в тот же день (24.09.1992) ответил командарму: “Рад и обнадежен Вашим последним докладом. 14 А стояла и будет стоять столько, сколько необходимо в интересах России. Успокойтесь сами и успокойте подчиненных. Освободитесь от ненужных армии подразделений, за их счет пополните боевые части. Вы боевой офицер, а не бывший работник ЦК КПСС, я верю Вам и надеюсь на Вас…” Но успокоиться Лебедю не удалось.
Пройдет не так много времени, и Грачёв под давлением Кремля и МИДа (на которых, в свою очередь, давил Кишинев) будет вынужден приступить к реформированию 14-й армии, которое Лебедь расценит как ее “сворачивание”. Он будет упорно и шумно противиться этому. После громких публичных свар Лебедя с Ельциным, Козыревым и Грачёвым генерала с шумом вытурили из Тирасполя, и он строевым шагом бодро вошел в политику, причиняя Кремлю еще большее беспокойство, нежели в своем приднестровском штабе…»
