Примерно в тех же словах он ответил еще на несколько вопросов, и мы, как говорится, расстались до новых встреч.
Итак, причина ссоры с Волонтиром могла уходить корнями в прошлое, – на этом я прервал свои размышления после допроса Антона Манжулы. Если прошлое Красильникова внешне представлялось сравнительно безоблачным, то с Георгием Васильевичем обстояло сложнее: он прожил дольше, а знали мы о нем мало – почти ничего, кроме сведений, данных начальником отдела кадров овощебазы и Тихойвановым. Правда, Сотниченко наскоро проверил факты его биографии и не нашел расхождений с личным делом, но я давно привык к тому, что интересующие нас частности имеют странное свойство – они теряются между строк официальных документов. «Жаль, если так случится и на этот раз», – думал я по дороге в военный трибунал, где намеревался ознакомиться с материалами архивного дела по обвинению Дмитрия Волонтира, старшего брата нашего, как его называет Красильников, потерпевшего.
Два дня я работал с многотомным делом. В нем содержались неопровержимые доказательства вины бывших фашистских прихвостней из зондеркоманды СД. Обвиняемых было трое: Волонтир-старший служил немцам в звании ефрейтора, остальные двое – рядовыми карателями. Охрана заключенных, участие в массовых расстрелах советских граждан, душегубки – вот сухой перечень их палаческих «подвигов».
Георгий Волонтир в отличие от старшего брата прямого отношения к этим зверствам не имел. Немцам он не служил, видимо, по двум причинам: не подходил по возрасту и из-за врожденной хромоты. В свидетели попал потому, что, проживая в тот период под одной крышей с Дмитрием, многое видел, о многом мог рассказать трибуналу. Однако в протоколе судебного заседания его допрос умещался всего на нескольких страницах, в основном ответы на вопросы членов трибунала, прокурора и адвоката. Это означало, что в суде Георгия Васильевича ловили на противоречиях, и возникала необходимость напоминать ему его собственные, более ранние высказывания. Была, например, в протоколе следующая строчка: «Председательствующий оглашает лист дела 87, том 1». Открываю нужный том, читаю. Показания, данные свидетелем Волонтиром на предварительном следствии. Читаю внимательней. Противоречия действительно имеются: сначала он говорил, что брат часто возвращался домой посреди ночи и приносил с собой имущество, награбленное у расстрелянных за городом людей. В суде от этих показаний Волонтир-младший отказался.
Вопрос председательствующего: – Свидетель, когда вы говорили правду, тогда или сейчас?
Ответ Волонтира: – Сейчас.
Председательствующий: – Ваш старший брат не приносил с собой ценности, золото, одежду расстрелянных у рва людей?
Волонтир: – Нет, не приносил.
– Почему же вы утверждали, что приносил, и даже называли конкретные вещи и предметы из награбленного?
Волонтир: – Объяснить не могу. Прошло много лет.
Всегда и больше всего я боялся предвзятости. И все же пройти мимо столь явного сходства между Георгием Васильевичем и Красильниковым не мог, и вовсе не потому, что постоянно искал сходства, нет, но было что-то общее в их манере держать себя, в настойчивом желании уйти от ответа, в упорстве, с которым оба стремились выдать желаемое за действительное. Поразмыслив, я нашел частичное объяснение этому сходству: рано или поздно, идет ли война или наступило время мира, каждый из нас делает выбор, решает для себя, что есть добро и что есть зло.
Связь времен – она держится на нитях разных оттенков, и на наше счастье преобладает в ней не черный цвет. Не исключено, что именно эта мысль повлияла на мое настроение, когда второго февраля, сдав архивариусу дело, я вышел на промозглый, но уже пахнущий весной воздух. В кармане моего пальто лежали заметки. С ними еще предстояло работать, но смысл записанного я не смог бы передать лучше, чем это сделал Сотниченко: доложив о результатах проверки, он заметил об убитом: «А прошлое-то у него с душком, Владимир Николаевич». Несколькими днями раньше в разговоре с Тихойвановым я сказал, что настоящее поверяется прошлым. Мне и в голову не приходило, что к этой мысли придется возвращаться так часто: судьбы Георгия и Дмитрия Волонтиров, Щетинниковой, Тихойванова и Красильникова сплелись в такой тугой узел, что, не распутав его, нечего было и мечтать о раскрытии убийства сторожа овощебазы...