– Значит, вы считаете, что суд над старшим братом так сильно подействовал на Георгия Васильевича, что он запил?
– Утверждать не могу, но хотите верьте, хотите нет, пить он начал после процесса над братом. Это точно.
Некоторое время сидели молча. Воскобойников спрятал папку в сейф.
– Еще вопрос, – нарушил молчание Сотниченко. – Почему вы посоветовали обратить внимание на дату автобиографии?
– В пятьдесят шестом Георгий Васильевич скрыл, что у него есть брат, – сказал Воскобойников. – После процесса это было бы невозможно. О суде над Дмитрием знали все, весь город...
ТИХОЙВАНОВ
Стараясь производить как можно меньше шума, он встал, скатал матрац, сложил раскладушку и поставил ее за дверь. В прихожей подогрел воду, тщательно выбрился, надел свежую рубашку. С галстуком пришлось повозиться, обычно его завязывала сестра, а здесь, в гостях, Тамара, но дочь он будить не хочет, а сестра была далеко, в другом конце города, скорее всего тоже еще спала.
Тихойванов подошел к зеркальцу над умывальником. На мутной поверхности отразилось серое, перечеркнутое глубоким шрамом лицо, седые, зачесанные назад волосы. Федор Константинович поправил галстук. К левому лацкану пиджака были приколоты три орденские планки, соединенные в одну колодку. Он было потянулся, чтобы снять их, но, подумав, оставил. Обмотался теплым шарфом и, взвалив на плечи тяжелое драповое пальто, вышел.
Было еще очень рано, не больше половины седьмого. К нему ненадолго вернулось ощущение бессмысленности того, что собирался предпринять. «Ну что мне скажут в милиции? — подумал он. — Что идет расследование? Я и так это знаю. Зачем же идти, отрывать людей от работы? Чтобы выполнить долг, ублажить дочь?» Часом раньше квартира, а теперь и подъезд, пустой и гулкий, показался ему чужим Он успел отвыкнуть от холодной в любое время года глубины лестничных пролетов, от запаха сырости, который не исчезал ни зимой, ни летом, и даже сейчас, при температуре ниже нуля, им было пропитано все от подвала до чердака. «Когда же мы вселились сюда, в этот дом? — подумалось ему. — В тридцать девятом? Ну да, летом тридцать девятого!» В памяти совершенно отчетливо всплыл тот бесконечно далекий солнечный июльский день. Листва. Пронзительно синее небо. Отец, молодой, с пушистыми буденновскими усами, с пустым рукавом, заправленным под узкий кожаный ремень Он ловко орудовал одной рукой, легко подхватывал с телеги узлы, перебрасывал их на спину и нес в квартиру, где одуряюще пахло свежей побелкой и столярным клеем...
Федор Константинович вышел из подъезда. Постоял, задумчиво глядя на легкую, стлавшуюся по земле поземку. Небо заметно посветлело. Черными кляксами висели на деревьях вороньи гнезда. С веток срывались комки снега. Они беззвучно падали вниз, рассыпаясь на лету искрящейся серебряной пылью
Тихойванов прошел через темный тоннель подворотни и не спеша двинулся вдоль улицы Ему вспомнилось, как однажды, кажется, это было на Первое мая, в сорок первом, они с отцом вышли во двор, и обомлевшие от неожиданности мальчишки, разинув рты, уставились на орден Боевого Красного Знамени, привинченный к отцовской гимнастерке... Как он тогда завидовал отцу! В свои восемнадцать, как и все сверстники, мечтал о подвигах, о большом, полезном для Родины деле, с нетерпением ждал возможности проявить себя так же геройски, как отец в годы гражданской... Кто мог предполагать, что с того последнего предвоенного Первомая пройдет несколько месяцев и его вместе с другими ребятами с их двора будут провожать на призывной пункт...
Отец храбрился, до последней минуты глядел орлом, а когда наступило время прощаться, крепко обнял одной рукой и прошептал на ухо тихо, почти просительно: «Береги себя, сынок. Ты у меня один». Играла гармонь, ей вторили гитара и мандолина — странное сочетание, но никогда, ни до, ни после, Тихойванов не слышал музыки выразительней и прекрасней...
С их двора уходило шестеро. Провожающих было раз в десять больше. Среди пацанвы между прочими крутился и Жорка Волонтир. Он провожал старшего брата, Дмитрия. Ненадолго свела их война, Волонтира и Тихойванова, на неделю, пока везли на формирование; война и развела. Через много лет Федор Константинович узнал, что воевали они не по разным воинским частям, а по разные стороны фронта...
