— Знаешь что, — сказал вдруг Саша, быстро подбегая ко мне. — Мы тут с Таней посоветовались… ты это, — сказал Саша, почему-то краснея, — ты, пожалуй, не делай эту операцию… Ладно уж! Мы уж потерпим… твоё сходство с нами… то есть со мной. Таня сказала, что уж раз родились мы близнецами, то… — Саша замолчал, продолжая стоять совсем рядом со мной и стараясь не смотреть почему-то мне в лицо.
Он сказал и стал чего-то ждать. Он думал, наверно, что я обрадуюсь, что мне не нужно приделывать к носу индейскую горбинку в духе Фенимора Купера или Сирано де Бержерака, но я почему-то не испытал от этого сообщения никакой радости. Мы помолчали ещё немного, и потом я спросил:
— А ещё она… говорила что-нибудь?
— Конечно, говорила, — сказал радостно Саша. — Она сказала, что это просто замечательно, что на свете есть такие мальчишки, как ты!
— Прямо так и сказала?
— Прямо так и сказала.
— А почему она так сказала? — спросил я.
— А потому что, если бы на свете все мальчишки были бы не такие, как ты, а такие, как я, — сказал Саша, — то Таня сказала, что тогда можно было бы просто умереть со скуки.
— Так и сказала?
— Честное слово!
— Так, может быть, она со мной пойдёт в кино? — спросил я Сашу. — Ты сходи… спроси её… раз она так сказала, — сказал я.
Когда я так сказал, то в Сашу как будто молния ударила, и он даже как-то немного, по-моему, почернел. Потом он повернулся и, ничего не сказав, пошёл к Тане. И они о чём-то снова стали разговаривать. Разговаривали они долго — за время их разговора Дерябин успел от своей дачи подойти к нашей, неся на плече свою музыкальную доску, которой он вчера дал мне по голове.
От Тани ко мне Саша снова подбежал бегом и сказал:
— Я её спросил, — сказал Саша, — но она сказала, что в кино пойдёт со мной…
Потом мы ещё постояли немного молча. И Дерябин к нам почему-то подошёл, как будто он не дрался вчера с нами, и тоже постоял с нами молча.
— Извини, — сказал Саша, — а то мы опоздаем…
И он, не оглядываясь больше на меня, пошёл к Тане Кузовлевой и, подойдя к ней, снова стал о чём-то разговаривать. Тогда я тоже стал разговаривать с Дерябиным.
— Понимаешь, Дерябин, — сказал я, — вот какое дело пропадает…
— Какое? — спросил меня Дерябин.
— Государственной важности… Понимаешь, скажем, я и Саша… против Скотланд-Ярда. Они там задумывают что-то против нашей страны… Мы с Сашей едем туда, чтобы разузнать, что они там задумывают. Саша едет как Саша в своём виде, как будто у него вообще нет брата, тем более близнеца, я туда еду с бородой, в седом парике. Там я это всё снимаю и превращаюсь в Сашиного близнеца. Мы живём в разных концах Лондона. Я сразу же начинаю разведывать, что они против нас задумали. Меня начинают подозревать в шпионаже. Однажды, когда я выхожу из дома, они идут за мной, чтобы не дать мне ничего разведать, но на самом деле из дома на этот раз вышел не я, а мой брат Саша, он просто идёт гулять по Лондону, и весь Скотланд-Ярд идёт за ним, а я в это время разведываю всё, что мне надо разведать… А теперь Таня, конечно, не отпустит Сашу в Лондон, — сказал я.
— Так ведь она и тебя могла не отпустить, — сказал Дерябин.
Затем он понял, что это напоминание мне было неприятно, и добавил, чтобы обрадовать меня, наверно:
— А Сутулов уже два часа умывается… И бороду забыл нацепить!..
Но даже и эта новость меня нисколько не обрадовала, я думал о том, что вообще-то Дерябин был прав: меня Таня тоже бы не отпустила, если бы… Но в это время Саша и Таня стали совсем удаляться от нашей дачи, и у меня сразу же пересохло во рту, и я перестал разговаривать. Я стал смотреть только на Таню и Сашу, а Дерябин, видно, всё смотрел на меня, потому что он вдруг спросил:
— Что с тобой?
И видно, со мной что-то произошло, иначе Дерябин не задал бы мне такой вопрос.
— Болит, — сказал я.
— Что болит? — спросил Дерябин.
— Не знаю, — сказал я.
— А где болит? — спросил Дерябин.
— Не знаю, — сказал я.
— Сейчас они будут уходить всё дальше, — сказал Дерябин. — И чем они будут дальше уходить, тем у тебя будет болеть всё меньше и меньше…
Таня с Сашей как раз отошли уже на много шагов от берёзы, а мы с Дерябиным всё смотрели им вслед. То есть это я смотрел вслед Тане и Саше, а Дерябин всё смотрел то им вслед, то на меня.
