Добавлю: происходило это в последние месяцы войны на немецкой территории.
Наступила темная ночь. Я благополучно добрался до стога сена, встал во весь рост… и вдруг слышу: «Верда?!» («Кто идет?!»). В это мгновение в голове пронеслась мысль: «Провоевать всю четырехлетнюю войну, остаться живым и так нелепо в конце этой войны погибнуть!..» Бог, а я верю в его существование, меня спас. Я словно услышал его приказ: «Пой по-немецки!»
И я запел: «Майн фатер ист оф ан Аппензелер, ан Аппензелер, ан Аппензелер!»
Немец, услышав тирольскую песню и подумав, что перед ним — пьяный, проворчал: «Гей ду шлафен, ду, ду мехайен…» («Иди спать, ты — дурак…»)
Я тихо-тихо попятился и вернулся к своим.
Эту историю я и рассказал кому-то из корреспондентов, тот опубликовал ее в швейцарской газете.
Вскоре в Союз писателей пришел толстый пакет, который мне вручили. Адрес был такой: «Россия, Москва, писателю Иосифу Пруту». Представьте себе, дошло!..
Когда я вскрыл пакет, вначале ничего не понял: там находились листы, испещренные подписями. Потом я заметил вверху одного из листов слова: «Мы счастливы, господин Иосиф Прут, что наша национальная песня спасла вам жизнь, потому что наши отцы тоже из Аппензеля!» Далее следовали подписи жителей этого района Швейцарии.
В том, что Бог есть, я убеждался неоднократно. Он был со мной! Недаром, становясь суеверными на войне, мои подопечные и разведчики сопредельной части старались находиться поближе ко мне.
Не стану распространяться о многократных случаях, имевших место в разные периоды моей жизни. Приведу лишь еще пример из Великой Отечественной.
Во время затяжных боев местного значения, в момент затишья между артобстрелами я прилег вздремнуть. На стене землянки висели ходики. Возле двери сидел вестовой Рамазан.
Сплю и вижу совершенно явственно, что дверь открывается и входит моя мама, о которой я ничего не знал более тридцати лет!
Мама поманила меня рукой… и вышла. Часы показывали пять вечера.
Я открыл глаза, понимая, что видел сон. Но на часах было ровно пять!..
Сел на топчане, оглядел землянку и, осознавая, что могу показаться сошедшим с ума, спрашиваю Рамазана:
— Кто сейчас входил?
— Начальник! Кто может войти, если я тут сижу и вы спите?!
— Моя мама… Она только что открывала дверь!
— Да Господь с вами! Раз я тут — мышь не пробежит! И мама ваша далеко, как вы рассказывали. Не волнуйтесь! На войне всякое может привидеться… — стал уговаривать меня солдат, полагая, что я немного «тронулся».
Понимая совершенную абсурдность своих действий, я тем не менее надеваю сапоги, набрасываю на плечи шинель и говорю Рамазану:
— Пойдем со мной!
Тот посмотрел на меня как на больного, спорить не стал, и мы оба вышли из землянки.
Я направился к большому дереву, словно оно меня притягивало. За деревом послышался хруст веток.
Сознавая, что схожу с ума, иду вперед, огибаю дерево, убежденный, что сейчас увижу маму…
И тут раздается резкий свист летящего снаряда. Взрыв…
Когда рассеялся дым, мы с Рамазаном увидели на том месте землянки, где несколько минут назад покоилась моя голова, огромную воронку.
Как после этого не верить в Бога или иную, с другим названием, сверхъестественную силу?! Причем случаю этому был живой свидетель!
Вот почему солдаты меня не только любили, хотя я и не давал им поблажки, был строгим начальником. Они считали меня своим талисманом!
Кроме Вити Шорникова, я всех привел домой живыми…
Много лет тому назад в газете «Вечерняя Москва» выступал мой коллега — писатель Георгий Гулиа.
Он создал в этом печатном органе рубрику, которую назвал «Рассказы моих друзей», где, ссылаясь на истинных авторов, пересказывал услышанные им забавные «Интересные истории».
Не последнее место в этих «рассказах со слов очевидцев» было отведено моей скромной персоне.
Позже некоторые из моих советских коллег стали пользоваться эпизодами моей жизни, желая познакомить читателя с «интересной историей». Не обходилось и без курьезов, когда интерпретатор путал события, имена, да подчас умудрялся приписывать авторство самому себе.
Мои же швейцарские коллеги поступили со мной куда гуманнее. Они задали мне вопрос: «Почему не пишешь мемуары?» И, чтобы подтолкнуть меня на этот смелый шаг, подарили мне диктофон.
