Странный народ эти олимпийцы, ну да Крон с ними.
Лань эта, как и все прочие чудовища (хотя само копытное на вид было довольно приятным) страшно опустошала поля, обжирала кусты и гоняла по холмам подвыпивших пастухов, с пьяных глаз принимавших ее за взбесившегося кентавра.
Целый год преследовал керинейскую лань Геракл.
«Ох, ни хрена ж себе! — подумал Софоклюс. — И это Геракл с его-то ленью преследовал копытное целых двенадцать месяцев? В это уж точно никто и ни за что не поверит. Впрочем… я ведь пишу не только для современников, но и для потомков».
Лань ловко неслась через горы, равнины; перепрыгивала пропасти и переплывала реки. Всё дальше и дальше бежала она на север, но великий герой ни на шаг не отставал от проворной бестии…
Историк сделал небольшую паузу и, вытащив из ушей затычки, тут же услышал:
— Разве не в постоянном познании истины состоит смысл вселенского бытия? Да, знания умножают печаль, но как же без этого? Многие пытливые умы жаждут бессмертия через открытие нового, неизведанного. Их неугомонные сердца стремятся к звездам, стремятся в будущее, где уже подготовлена плодородная почва для великих свершений…
Поморщившись, Софоклюс снова законопатил уши и, взявшись за острую палочку, быстро застрочил…
И вот достиг Геракл далекого севера — земель гипербореев, что лежат у истоков могучего Истра. Странный был этот народ, гипербореи. Все круглолицые, узкоглазые и в теплых толстых шкурах, снятых с каких-то местных свирепых зверушек. Что ни слово, то «однако», а Геракла не иначе как «Гераклой» и не называли.
Еще у этих гипербореев были странные конусообразные жилища и удивительный обычай подкладывать под бок заночевавшему в доме гостю свою жену. Хотя оно, конечно, и понятно, ночи на севере темные и холодные. Понравилось сыну Зевса в стране гипербореев, но долг звал его продолжать свое азартное преследование, тем более что практически у всех северян он уже в гостях побывал (с ночевкой).
Однако вскоре подвернул великий герой ногу. Сокрушенно покачав головой, снял он с плеча чудесный лук и одной стрелой убил вредоносное копытное, удивляясь, почему эта светлая мысль не приходила ему в голову раньше: взять и элементарно завалить быстроногую дичь. С другой стороны, сын Зевса здорово размялся, с гипербореями подружился и их удивительно щедрый обычай познал.
«Вот бы ввести этот обычай по всей Греции!» — мечтательно думал великий герой на обратном пути в Микены…
— Приехали, кончай брехать! — гаркнул Геракл, да так, что Софоклюс услышал его даже заткнутыми ушами.
Вытащив затычки, историк осоловело огляделся.
— А ну, дай почитать. — Отлично выспавшийся сын Зевса попытался выхватить из рук хрониста свежую историческую дощечку.
— Ага, размечтался! — гневно воскликнул Софоклюс и быстренько спрятал документ в заплечную сумку, памятуя о печальной судьбе части своего эпоса, посвященной стимфалийским птицам.
— Ну, не хочешь, как хочешь. — Геракл демонстративно поджал губы.
В тусклом свете выглядывавшей из-за облаков луны показался пресловутый перекресток дорог, на котором они по обыкновению встречались с посланцем Эврисфея.
— Вон он топает, придурок, — возвестил сын Зевса, тыча пальцем в сумеречную тьму, где судорожно вздрагивал плывущий в ночи одинокий огонек.
— С факелом? — удивился сидевший в колеснице баран.
— А это чтобы от бродячих собак отбиваться, — пояснил всезнающий Геракл. — Они ночью наглеют до безобразия, нападают ради забавы на одиноких путников.
— А как он узнал, что мы прибыли в Тиринф? — в свою очередь удивился Софоклюс.
— Кто узнал?
— Ну, Копрей этот.
— Наверняка олимпийцы подсуетились. Гермес, видно, спустился вниз и сообщил, где и в какое время нас встречать.
Вид Копрей имел сильно помятый, лицо бледное, волосы всклокочены, черные круги вокруг глаз.
— Тебя что, посреди ночи из местного борделя выдернули? — громко заржал Геракл, насмешливо оглядывая постную физию Копрея.
— А как вы догадались? — искренне изумился посланец Эврисфея.
— Интуиция! — Сын Зевса воздел вверх перст. — Великая сила…
— Это кто такой? — спросил прячущийся в колеснице золотой баран.