— Да вы бы место нашли, ну хоть горничной…
— Но кто меня возьмёт?
— Идите жаловаться на мужа…
— Ай, что вы, они убьют меня!
— Но ведь вы так с голоду умрёте…
Плачет. И только…
12
Я слишком бы утомил читателей, если бы шаг за шагом стал описывать свои скитания по притонам и вертепом. Слишком всё это однообразно: та же грязь, вонь, духота, теснота и убожество… Дома Общества ночлежных домов[34], разумеется, чище и благообразнее частных или постоялых дворов, но везде один дух и тип; бродяжки спят на голых нарах (или полу), подкладывая под голову свою верхнее платье (или полено). Разница в том, что Общество даёт пищу вечером и сбитень утром. Это, конечно, доброе дело, но далеко не все имеющие пятак попадают в дом Общества за отсутствием мест. Что бы не говорили наши моралисты о тунеядстве и безнравственности бродяжек, но право не грешно было бы для Петербурга иметь даровой ночлежный дом. Если преступник, каторжник получает пищу и ночлег, если злодеи и убийцы находятся в тепле и сыты, то неужели гуманно отказать в этой первой необходимости «честному» бродяжке только за то, что он не сумел достать пятачка или, доставь его, пропил. Не говоря уже о гуманной точке зрения, даже с полицейской, санитарной, гигиенической, с какой хотите точки зрения, нельзя оставить человека в мороз ночевать под мостом или в парке на скамейке, точно также как не следует плодить частные вертепы вроде описанных мной на Обводном канале.
Я, конечно, говорю далеко не новость, но повторить это ещё раз не мешает! Затем ещё одно замечание: почему Общество ночлежных домов устроило приют в глуши Песков, где этот приют в большинстве пустует, тогда как по всей Петербургской стороне, Выборгской, на Васильевском острове, в Гаване, Колтовской — нет никакого приюта, кроме омерзительных постоялок и притом без отделения для женщин? Точно также не имеет смысла распоряжение Общества о впуске ночлежников ровно в девять вечера, благодаря чему те, которые пришли в шесть, должны три часа мерзнуть у ворот, рискуя не попасть, потому что у ворот, например, Обуховского приюта всегда стоит огромная толпа и вход берётся с бою. Для уборки приютов вполне достаточно время с восьми утра до четырех-пяти вечера, а с наступлением сумерек следует пускать желающих, как принятого во всех частных притонах.
Кроме того, господам попечителям следовало бы строже смотреть за прислугой приютов, которая слишком уж бесцеремонно со своей публикой. Не следует забывать, что бродяжка — платный Посетитель.
Очень оригинален приют Общества дешевых квартир[35]. О существовании этого приюта я и не знал… Между тем, это самый благообразный ночлежный дом и публика здесь даже более постоянна, чем жильцы квартир. Есть отставные чиновники, бедняки, представители свободных профессий и просто бродяжки, которые живут здесь 10–15 лет, ночуя изо дня в день. Несмотря на такое постоянство и определённое место жительства, все они считаются ночлежниками, живут без прописки в адресном столе, и найти их в столице невозможно. Эти жильцы свыклись со своим приютам, сроднились с ним, и чувствует себя совсем хорошо. Попасть сюда на ночлег мне не удалось, потому что все места постоянно абонированы.
Скажу несколько слов о бродяжках-коммерсантах. Эти бродяжки едва ли не самой антипатичный тип оборванца. Они наглы, циничны, порочны до мозга костей, ежеминутно готовы на всякую подлость и не имеют, кажется, ничего святого, потому что не стесняются ничем. Этих коммерсантов можно видеть продающих цветы и букеты около увеселительных садов, брошюры и книжонки «на крик» около вагонов конно-железных дорог, или ещё чаще на улицах с запонками, зонтиком, грошовой цепочкой, кружевами, носовыми платками, чулками и тому подобное. В последнем случае они продают обыкновенно вдвоём: один держит вещь в руках, а другой торгует её и даёт цену. Зонтик, например рваный, сшитый из кусков, с ломаными прутьями, цена ему красная двугривенный, а мнимый покупатель предлагает рубль.
— Нет, не могу, — уверяет продавец, — себе полтора стоит.
И клянётся, божится, всех святых перебирает…
