В другой раз Кеннеди назначил встречу Тревелл у памятника Линкольну. Перехватив по пути ее машину, он пригласил ее пересесть к нему в лимузин. По дороге они проехали мимо маленького мальчика, который неожиданно направил объектив камеры прямо на президента. Кеннеди напрягся, но потом заметил, что это была всего лишь камера. Он глубоко вздохнул, потом спокойно произнес: «Не стоит постоянно бояться. Чему быть, того не миновать». Одна из любимых поэм Джона Кеннеди называлась «У меня рандеву со смертью».
«МЕНЯ ЖДЕТ ПЕЧАЛЬНЫЙ КОНЕЦ»
За сто лет до того, как доктор Тревелл впервые заметила «тень смерти» в глазах президента Кеннеди, Авраам Линкольн, возвращаясь в свой дом в Спрингфилде после выборов 1860 года, тоже ощутил нечто недоброе. Устроившись на диване, он задремал, но внезапно проснулся. В зеркале напротив дивана он увидел два своих отражения.
Он поднялся и подошел ближе, но одно отражение пропало. Он снова лег и снова увидел двойное отражение и принялся его рассматривать. Кончик носа одного отражения отстоял на семь-восемь сантиметров от кончика носа двойника. Одно из лиц было заметно бледнее. Линкольну оно показалось мертвенно-бледным.
Президент рассказал о странном видении своей жене Мери. Она предложила свою интерпретацию: он благополучно проведет первый срок на посту президента, но умрет в течение второго. С этого времени Линкольна, казалось, тяготила мрачная мысль о том, что он никогда не вернется из Вашингтона. Несколько раз он делился своими страхами с друзьями. Писательнице Гарриет Бичер Стоу, автору «Хижины дяди Тома», он как-то заявил: «Как бы ни кончилась война, у меня создается впечатление, что я не проживу слишком много». Миссис Линкольн он сказал: «Я уверен, что меня ждет печальный конец».
По словам миссис Линкольн, они с мужем собирались посетить Европу после гражданской войны. За две недели до убийства она сказала, что теперь у них появилась возможность отправиться в путешествие. Линкольн удрученным голосом ответил: «Ты, может, поедешь в Европу, но я вряд ли». Когда она спросила – почему, он ответил только, что подсознательно чувствует, что ему не суждено увидеть Европы.
Линкольн, по свидетельствам современников, был глубоко религиозным человеком, хотя и не часто посещал церковь, и на него оказали неизгладимое впечатление сны и видения библейских пророков. «Если мы верим Библии, – говорил он, – мы должны признать то, что в старые времена Бог и его ангелы являлись людям во снах». Он верил в то, что Высший разум снабжает людей информацией, которая воспринимается на уровне подсознания, но эти послания закодированы и их надо уметь расшифровать.
Линкольну часто снились странные сны и являлись видения, и он относился к этим феноменам очень серьезно. Он осознавал, что они связаны нитью, которая указывает на неизбежную беду. По словам его ближайшего друга Уорда Хилла Ламона, он верил в то, что «звезда, под которой он родился, была одновременно и блестящей и зловещей; судьба его определена, и ход событий неотвратим, и он не в силах игнорировать или отменить его, точно так же, как он не пытается отменить силу тяжести». Линкольн говорил Ламону, что всю жизнь, с самого детства, сны намекали ему, что он поднимется на большую высоту и внезапно падет.
Знаменитый вещий сон приснился ему незадолго до убийства, по одной из версий, в ночь, когда он побывал на опере «Фауст». Вот как сам Линкольн описывал его:
«Вокруг меня была мертвая тишина. Потом я услышал приглушенное рыдание, как будто плакали несколько человек. Мне казалось, что я встал с постели и спустился вниз. Потом тишину снова разорвали те же душераздирающие рыдания, но никого не было видно. Я переходил из комнаты в комнату, но никого не находил, меня продолжали преследовать эти скорбные звуки. Во всех комнатах горел свет; все предметы были знакомы мне, но где же эти люди, которые так горестно плачут? Я был удивлен и встревожен. Что все это может значить?
Вознамерившись все выяснить, я продолжил обход дома, пока не добрался до восточной комнаты. Там меня ждал грустный сюрприз. Передо мной стоял катафалк, на котором лежал труп, одетый в похоронные одежды. Вокруг стояли в почетном карауле солдаты; там была еще толпа людей, некоторые печально смотрели на покойника, лицо которого было прикрыто, другие рыдали.
