Для подтверждения вписанной версии приведены, якобы, признания позже погибшего дяди Семена. Дескать, Пудель как-то говорил про подготовленное убежище на Ново-Ясеневском проспекте…
Бандит ликвидировал своего информатора и любовницу старшего лейтенанта Стеллу Салову. Но перед смертью она, якобы, передала через верного человека письмо, в котором упоминается Ясенево…
Таким образом выстроен весь «доклад»: девяносто процентов правды, десять — дезинформации.
Единственная опасность — «Медуза в законе». Если, конечно, он — тот самый фотограф, который запечатлел события в Голубой Пади. Впрочем, протоколов допросов Семена помощник прокурора не читал, мифическое письмо Саловой ему могли и не показать.
— Зачем им понадобилось — в письменной форме? — недоумевал Андрей. — Записали бы на пленку…
— Дура мамина, — добродушно рассмеялся Аркадий. — Прежде всего — компромат. В дополнении к твоей расписке о получении денег. Потом — специалисты-графологи проанализируют почерк, сравнят. Поэтому я заставил тебе переписать своей рукой… Честно говоря, не нравится мне все это… Представляешь, что они с тобой сделают, заподозрив липу?
Андрей опасливо покосился на закрытую дверь — как бы Татьяна не услыхала вопроса Ступина.
— Представляю. Всю жизнь хожу по самому краю обрыва. Как видишь — жив… Все, друг, давай позовем жену и выпьем за успехи…
Таня влетела в комнату, будто стояла под дверью и ожидала приглашения.
Не успели разлить коньяк — в прихожей прозвенел звонок. Женщина рванулась было открыть, но Андрей остановил её — неизвестно, кто затаился на лестничной площадке.
Прислонившись к стене, стоял… Федорчук. С перевязанной головой и рукой, подвешенной к шее. Не просто бледный — серый.
— Владимир Иванович? Что случилось?
Отставник нерешительно улыбнулся, оттолкнулся от стены и… упал на руки Андрея.
Ступин и Панкратов с трудом внесли грузного полковника в комнату, положили на диван. Вызывать «скорую» не пришлось — через несколько минут Федорчук открыл глаза.
— Что произошло, Владимир Иванович, — повторил Андрей. — На вас напали?
— Не бери в голову, Андрюха… Сейчас расскажу… Чайку бы горяченького…
Избитый Федорчук пролежал без сознания недолго — минут двадцать. Подобрала его не «скорая помощь», которую вызвали жители одного из особняков — какой-то мужик, проезжая на пыхтящем «запорожце» обратил внимание на лежащего навзничь старика.
Пьяный? Не похоже. Прежде всего, по возрасту — пожилые люди редко напиваются до бесчувствия. К тому же, старик лежит не в классической позе пьяного человека — раскинул руки, будто пытается обнять бетонную дорогу либо собрать рассыпанные яблоки.
Мужик вылез из своей «консервной банки», наклонился, принюхался… Спиртным не несет… Обморок? Инфаркт? Попытался поднять пострадавшего — не получилось, не хватило силенок.
Помогли водитель проезжающего мимо грузовика и встретивший Федорчука на остановке высоконравственный дедок. Втроем с трудом втиснули Федорчука в «запорожец».
Не доезжая до санатория — единственное медицинское учреждение, расположенное неподалеку от коттеджным поселком — Федорчук пришел в себя.
— Ты куда меня везешь?
— Так вот… хочу в санаторий…
— А гуся не хочешь? — рассерженно буркнул пострадавший. — Вези на станцию к электричке!
— Так у тебя… того… кровища…
— Стой! — водитель послушно притормозил. — Аптечка имеется? Попробуй отказаться — мигом гаишнику сдам!
Наспех перевязав голову и подвесив парализованную руку, Федорчук набросал записку жене. Не волнуйся, дескать, милая, не бери в голову, по срочному делу поехал в Москву. Привет врачихе. И размашисто расписался.
— Заедешь в санаторий. Второй корпус, сто двадцатая комната. Передашь жинке… Получи за услугу.
Раненный затолкал за пазуху оторопевшему водителю полтинник, выбрался из тесной машины и, косолапя, поплелся на перрон. Никаких билетов — повязка с расплывшимся красным пятном, по его мнению, крепче любого проездого документа. Тем более, что после расплаты с водителем «запорожца» не осталось ни рубля…
Федорчук с наслаждением прихлебывал горячий чай и, одновременно, говорил. Поэтому рассказ получался немного булькающим, невнятным, но Панкратов и Ступин буквально ловили каждое слово. А уж Татьяна вообще распахнула рот, на глаза навернулись крупные слезы.
