— Женечка, добрый вечер.
— Добрый вечер, — ответила я и разорвала очередную фотографию, на которой Кирилл показывал мне язык. Кажется, это было на море двенадцать лет назад, и я как раз была беременна Машей.
— Кирилл не звонил тебе на этой неделе?
— Нет, не звонил, — я с болью подумала о том, что самое трудное во всем проклятом расставании — это отвыкать от его звонков, его голоса, его присутствия в моей жизни. Отвыкать от мелочей, которые отработаны до автоматизма и без них ты чувствуешь словно кого-то похоронила. Словно оплакиваешь мертвеца и понимаешь, что уже никогда не будешь с ним вместе потому что он умер. Развод — это самое ужасное, что может пережить женщина. Пусть психологи говорят, что хотят и эмансипированные феминистки тоже. Я знаю насколько это больно после двадцати лет брака просыпаться в постели одной.
— Я начинаю нервничать. Не могу до него дозвониться. Такого никогда не было. Первые дня три я думала, что он занят с новым проектом, а теперь места себе не нахожу.
Всегда есть первый раз. Мне он тоже раньше не изменял…Не говорил, что ему уже давно тошно на меня смотреть, что его бесит, как я варю борщ, что ему опостылели мои кислые компоты и вообще он никогда не любил крепкий чай и его мутит от запаха моего парфюма.
— Позвоните Олегу может быть он знает, где ваш сын.
— Я звонила. Олег тоже не общался с ним несколько дней. Сказал, что Кирилл должен был приехать к тебе привезти бумаги о разводе. Он приезжал?
Я бросила взгляд на пухлый конверт, который все еще лежал на столе и к которому я так и не смогла прикоснуться.
— Нет, не приезжал. — не знаю почему, но я ей солгала, — Мам, вы ложитесь спать. Поздно уже. Может он по работе за город поехал и там нет связи. Помните, как в прошлом году. Он обязательно позвонит, как сможет.
Захотелось посоветовать ей позвонить Галине, его любовнице, но я не стала. Хотя, у меня был номер ее телефона. Да что там — у меня был и адрес, и вся биография. Когда тебя предают хочется знать ради чего. А точнее ради кого это все. На кого тебя променяли… а еще за что. Но ты получаешь ответ только на один вопрос — на кого… а «за что» всегда остается за кадром. До того момента пока он сам не решит вам все рассказать, но лучше бы вы этого не знали.
— Если он объявится — дай мне знать. В любое время, Жень.
— Вряд ли он позвонит мне даже если будет при смерти.
— Зря ты так. Кирилл любил тебя и ты для него не последний человек.
— Кирилл любил и любит только себя. Позвоните Галочке. У вас есть ее номер телефона? — не удержалась, прикусила язык, но уже поздно.
— Какой Галочке?
— Ну его женщине.
— Женя, у Кирилла нет никаких других женщин. Я бы об этом знала.
Святая материнская наивность считать, что они все знают о своих детях.
— Я не хочу сейчас говорить об этом. Вы примите валерьянку и ложитесь спать. Он объявится. Обязательно. Спокойной ночи.
— Жень, ты привези ко мне девочек в выходные, хорошо?
— Привезу. Не переживайте. Разводимся только мы с Кириллом, а не вы с внучками.
Я отложила смартфон в сторону и пошла проверить, как там девочки.
Маша уснула на диване, как и всегда перед телевизором и, если бы муж был дома, он бы перенес ее в детскую. Для меня она уже слишком тяжелая. Я наклонилась к дочери, поправила золотистые пряди волос за ухо, принесла одеяло из ее комнаты и, укрыв ее, подоткнула со всех сторон. Она вечно раскрывается по ночам. Заглянула в детскую — Лиза тоже спит, обняла медведя и посасывает большой палец. Вспомнилось как мы в третий раз ждали мальчика, я даже расстроилась на УЗИ, а Кирилл был рад. Он сказал, что девочки всегда папины. Это было шесть лет назад. Всего лишь шесть лет. А тогда он уже изменял мне? Как часто он предавал меня? С кем? О скольких таких Галочках я не знаю. Как я вообще ему могла доверять?
Прикрыла дверь в спальню младшей дочери и пошла на кухню ставить чайник. Проверила есть ли горячая вода в кране и включила бойлер. Скоро вернётся наша старшая и непременно пойдет в душ. Я бросила взгляд на часы и невольно поймала свое отражение в зеркале.
Мы видим себя каждый день и никогда не меняемся остаемся все такими же и из зеркала на нас смотрит лицо, к которому привыкли, но другие видят, как мы меняемся. Им это заметно лучше. И я тоже увидела. На наших фотографиях. Какой была двадцать лет назад и какая я сейчас. Нет, не уродина, не старая, но уже не такая…присмотрелась и с ненавистью вырвала седой волос на виске. Пальцы пробежались по скулам и подбородку, разглаживая кожу. Без макияжа выгляжу на свой возраст и полнота уже так быстро не уходит, несмотря на тренировки в спортзале. Третьи роды оставили свои следы на теле. Разве что лечь под скальпель, обколоться ботоксом, сделать липосакцию. Хотя у меня сейчас на это нет лишних денег. Я теперь мать-одиночка даже несмотря на то, что Кирилл дает деньги на девочек и я работаю их теперь у нас далеко не так много, как было раньше. Я предоставляю ему отчет о тратах и не беру себе ни копейки. А может стоило все же подтянуть кожу вот здесь и здесь… и живот убрать. Может быть тогда он не смотрел бы на других женщин. Такие мысли пришли в голову только сейчас…раньше я почему-то об этом не думала. Наверное, это моя вина. Нужно было думать. Нужно было не носить при нем в доме старую майку и шорты, не завязывать гульку на затылке, не ходить в «маске» для увлажнения кожи, брить ноги каждые два дня, прятать гигиенические прокладки подальше в шкаф и просыпаться всегда накрашенной. Быть той самой оберткой от шоколадки. А мы всегда считаем, что если мужчина принадлежит нам, то больше не нужно заморачиваться и можно быть самой собой. Нельзя! Это не ваша мама и не ваша подружка. В один прекрасный день вы станете для него чем-то вроде предмета мебели потому что выглядите именно так, как удобное, старое кресло и почему бы его не поменять на новое более красивое с разными навороченными штуками.
