– Пригласи лучше Юльку…
«Ревнует! – радостно дрогнуло его сердце. – Точно, ревнует!»
Затем долго прощались. Столпились в прихожей, и он, пожимая на прощание руки мужчинам и целуя ручки дамам, говорил:
– Весной к нам под Зеленогорск! Места всем хватит!
На прощание Наташа поцеловала всех, даже Юльку – к этому времени она уже разглядела пользу в ее медвежьей услуге. К тому же она немного успокоилась и, чувствуя себя хозяйкой положения, решила перед окончательным приговором выслушать его объяснения.
Когда за гостями закрылась дверь, она, ни слова не говоря, прошла в спальную и расположилась напротив трюмо. Пальцами, потерявшими цепкость, она освободилась от колье и без всякого почтения кинула его к спреям и флакончикам. Некрасиво звякнув, испуганные камни сбились в кучу. Слегка покачиваясь, она скинула платье, набросила халат, ушла в ванную и закрылась там.
Он тем временем устранял последствия веселого вечера, следы которого проглядывали повсюду – нерасправившаяся поверхность дивана, сдвинутые в доверительном диалоге стулья, сбитый порядок чашек с блюдцами, скомканные салфетки и чайные ложечки с прилизанными остатками торта, ваза с фруктами, мандарины и обрывки их оранжевой одежды. Он переложил в контейнеры внушительные остатки еды, собрал и вымыл посуду, прибрал на кухне и выпил чаю. Пока он этим занимался, она неточными движениями приготовила себя ко сну, с сердцем извлекла комплект постельного белья, одеяло, подушку, вынесла их в гостиную и бросила на диван. Вернувшись в спальную, она выключила свет и залезла под одеяло.
Покончив с чаем, он вернулся в гостиную и увидел там красноречивый ворох белья. Подойдя к спальной, он осторожно открыл дверь в темноту и остановился на пороге:
– Наташа, что не так?
– Все хорошо. Все так, как ты хотел. Можешь быть доволен – ты очаровал всех моих подруг, особенно Юльку. Она сказала, что ты классно целуешься, – сообщила темнота заплетающимся голосом.
– А что я должен был делать, если она ко мне прилипла?
– Ну, наверное, пойти с ней в мой кабинет и трахнуть ее там на моем столе, чтобы отлипла! – издевательски пропела темнота.
– Наташа, ты соображаешь, что говоришь?! – ужаснулся он.
– Прекрасно соображаю! А вот ты, кажется, не соображаешь, что делаешь! – прозвенело в темноте.
– Но ведь это всего-навсего дурацкий обычай, и ты знаешь, что я люблю только тебя! – воскликнул он.
– Уже не уверена.
– Наташа, ну, зачем ты так? Просто скажи, что ты меня ревнуешь! – пустил он в ход свой заветный аргумент, надеясь обуздать ее жалким подобием логики.
Готово. Возбужденная муха совершила неосторожный пируэт и попала в паутину, слишком поздно поняв, во что она влипла.
– Я? Тебя? Ревную? – раздался из темноты издевательски вкрадчивый голос. – Вот уж не-е-ет! Вот уж нет! Тут ты сильно ошибаешься! К твоему сведению: чтобы ревновать, надо любить! Так вот, чтобы ты знал: я тебя не ревную – мне просто противно, что ты оказался такой же, как и все мужики! Теперь я, по-крайней мере, знаю, как легко ты можешь мне изменить, но со мной этот фокус больше не пройдет! Я все могу понять и простить, но только не измену!
– Наташенька, что ты такое говоришь?! Но ведь это же не так! – с порога отчаяния взмолился он. – Какая же это измена?! Это глупость, недоразумение, инфаркт здравого смысла! Ведь на самом деле я только и делаю, что доказываю тебе, как я тебя люблю!
– Можешь забрать свои доказательства хоть сейчас, если ты об этом. Тоже мне – люблю, люблю! – ерничала темнота.
Он открыл было рот, собираясь опровергнуть чудовищную несправедливость обвинений, но вдруг осекся. Ни одна женщина еще не унижала его так виртуозно и безнаказанно.
«Да что же это такое, а? – растерянно подумал он. – Она хочет, чтобы я ушел? Хорошо, я уйду!»
Отчаяние его вдруг разом улеглось. Глядя в душноватую темноту, он скривил губы и произнес:
– Я, кажется, понимаю, зачем тебе этот спектакль: ты меня не любишь и хочешь, чтобы я ушел. Одного не пойму: почему не сказать об этом прямо? Зачем устраивать глупый фарс?
– Ах, значит, это фарс, и я все придумала?
– Да, ты все придумала!
– Интересно! И зачем мне это?
