– Нет, мам! – нервно дернулась Света, размазывая слезы по лицу. – Мне не плохо! Вернее, плохо, но не так! У меня ничего не болит! Ничего! – разрыдалась она. – Просто я… я… я потеряла деньги!
Как это пришло ей в голову и почему именно в этот момент, она и сама не могла понять. Но факт оставался фактом. Она сказала, что потеряла деньги. И она даже знала, какие деньги…
– Какие деньги? – эхом отозвалась мама, опускаясь на кровать дочери.
В эту минуту ее больше всего волновало самочувствие Светы, поэтому ее голос прозвучал почти спокойно.
– Двести двадцать долларов! – ответила Света, вздохнув.
Услышав внушительную по их понятиям сумму, мама перестала гладить дочь по волосам и, отодвинувшись, взглянула на нее с недоумением:
– Двести двадцать долларов?
Света кивнула головой, стараясь не смотреть на маму.
– Но как они у тебя оказались?
– Мы собираем на юбилей лицея, – сказала Света, робко поднимая глаза.
Лицею в конце апреля исполнялось десять лет. Событие. И Тамара Григорьевна об этом знала. На прошлой неделе Света просила у мамы двадцать долларов на это мероприятие. Мама тогда еще повозмущалась для порядка: «Да что же это такое! Не школа, а сплошные поборы! То поездки, то праздники, то благотворительные акции. Прямо не напасешься! Мы, между прочим, эти деньги не печатаем!»
Довод был железным, но и у Светы были свои аргументы.
«Ты же сама хотела, чтобы я в этой школе училась. Это для нас двадцать долларов деньги, а для всех остальных – так, мелочь. Сама знаешь, как здесь дни рождения отмечаются – с размахом. А тут юбилей школы! Девчонки подарки учителям затеяли. Сюрприз готовят», – сказала тогда Света.
Маме на это нечего было возразить – ученицы лицея могли позволить себе любые сюрпризы и капризы. Она повздыхала для порядка, но в очередной раз выложила нужную сумму. И вот теперь Света ее бессовестно приумножила. А что поделаешь? Жизнь – она такая. Иногда и не хочешь что-то делать, а она заставит.
– Понимаешь, – лгала Света, кривясь от отвращения к себе, – Нина Викторовна поручила Ольге собрать деньги на общешкольную поездку. Ольга за голову схватилась. Выручай, говорит, иначе я совсем запутаюсь в этих списках. Ну, я и согласилась ей помочь, забрала у нее деньги и юбилейный список. Я же не думала, что так получится.
– Погоди. Попробуй вспомнить, где ты их могла потерять?
– Не знаю, мам! – с излишней горячностью воскликнула Света. – Может, в столовой! Хотя нет, скорее всего, на улице, вчера, когда в метро шла. – Она быстро сообразила, что потеря в стенах лицея может обернуться для нее новой головной болью. Мама может пойти в школу, начнутся выяснения. Нет уж, если терять, то так, чтобы не найти! Света наморщила лоб: – Точно, у метро. Я тогда за кошельком полезла, собиралась проездной купить. Меня еще какой-то небритый тип под руку толкнул. Мам, а может, он у меня и украл кошелек? Или я сама его посеяла, когда в супермаркет за молоком заходила?
– Кошмар какой-то! – Мама возмущенно воздела руки к небу, вернее, к потолку. – Ты только послушай себя! Не помню, не знаю! То ли у метро, то ли в магазине, то ли сама потеряла, то ли украли. Нет, я больше чем уверена, ни с Лизой, ни с той же Олей ничего похожего никогда не случится!
– Почему это не случится? – разобиделась Света.
– Потому что они девочки ответственные, а ты у меня раззява! Витаешь в облаках, думаешь бог весть о чем, рюкзак у тебя вечно болтается где-то позади без присмотра, вот так и происходит твое «не знаю, не понимаю»! – Света опять зашмыгала носом, и мама тут же сменила гнев на милость. Прижав непутевую дочку к себе, она сказала, вздохнув: – Ну ладно, чего теперь слезы лить! В конце концов, из-за двухсот долларов мы по миру не пойдем.
Света грустно улыбнулась, уткнувшись в теплую мамину грудь:
– Двухсот двадцати.
– Вот именно, – снова вздохнула мама и уже строже добавила: – Но учти, ты завтра же вернешь деньги Дубровской, и пусть она найдет другого казначея, понадежнее. – Она поднялась, пошла за кошельком, но в дверях обернулась. – Думаю, ты сама понимаешь, что с музыкальным центром теперь придется подождать.
