— Тилли пришла бы в ужас от мысли, что кто-то мог счесть ее святой.
— У нее была судимость? — быстро спросил он.
Дейзи не отвела взгляд:
— Не знаю.
Ее глаза не умели лгать. Она знала что-то, о чем не хотела говорить. Несмотря на упоминание о своем криминальном прошлом, она пыталась скрыть уголовное прошлое его тетки. Он понимал причину ее благородства, но ложь… как он ненавидел ложь. Он так дорого заплатил за нее.
— Я читал ее дневник.
— Не думаю, что в нем есть хоть капля правды.
— Почему нет?
— Тилли была не из тех, кто хвастается своими прегрешениями.
— Но дневник ведь не хвастовство, а попытка наедине с собой облегчить душу.
Дейзи подошла к нему, ее карие глаза сверкали гневом.
— Я знаю, чем мы вам обязаны, мистер Сатклифф. Вы благородно закрыли глаза на то, что, поселившись здесь, мы обкрадывали вас. Если бы вы захотели отдать нас в руки правосудия, вы могли бы это сделать. Я вам бесконечно благодарна за то, что позволили нам пожить здесь еще две недели и помогаете в поисках жилья. Но я думала, вы хотите узнать ту Тилли, которую знала я, а вы собираете всякую грязь о ней.
Они стояли вплотную друг к другу. Дейзи смотрела вверх, прямо ему в глаза. Если бы она захотела его ударить, — а судя по ее виду, она была не прочь так поступить, — ей бы это удалось. Если бы он захотел, он мог поцеловать ее, а несмотря на ее гнев, на обвинения, которые она бросала ему в лицо, и, может, из-за того, как великолепна она при этом была, ему очень хотелось прижаться поцелуем к ее губам. Паркеру всегда было наплевать, что думают о нем другие, он рано научился игнорировать подобные вещи, но теперь…
— Я не собираю грязь о Тилли, она отсутствующее звено истории нашей семьи, и я хочу все о ней знать.
Гневное выражение исчезло с лица Дейзи, она казалась немного виноватой.
— Потому что она вам небезразлична?
Ему хотелось, очень хотелось солгать. Воздух между ними был накален. Он знал, что достаточно согласиться с ней, и она прильнет к нему и он узнает вкус ее губ.
Паркер медленно покачал головой:
— Я слишком мало знаю, чтобы испытывать какие бы то ни было чувства к ней. Я — руководитель компании, чья репутация зависит от колебаний общественного мнения. И я не понимаю, почему необходимо держать в секрете существование сестры моей матери.
— Вы думаете, в жизни Тилли есть нечто, способное обрушить ваши акции?
Он открыл было рот, чтобы сказать, что это уже случилось, и тут же закрыл его. Паркер хотел, чтобы Дейзи поделилась с ним секретами, но он никогда не делился и не собирался делиться своими тайнами.
— Мне не нравится неизвестность.
— Хорошо, — сказала она медленно.
— Хорошо?
— Думаю, если причина вашего интереса — тревога о репутации вашей компании, вы не станете разглашать ее секреты кому попало.
Ее замечание походило на вопрос.
Он поднял бровь:
— Вы допрашиваете меня, Дейзи?
— Какое право я имею допрашивать владельца всего этого? Но, впрочем, немного.
Паркер кивнул:
— Откровенный ответ. Нет, я не собираюсь обнародовать опрометчивые поступки своей тетки, я собираюсь похоронить их как можно глубже.
— Ради компании, не ради нее.
Паркер не удосужился ответить. В отличие от других женщин, Дейзи не стала обвинять его в холодности — это ничего бы не изменило. Он поступал как должно.
Дейзи вздохнула и отступила на шаг.
— Я расскажу, что знаю, но, по правде говоря, я знаю немного, У каждого из нас, кто живет здесь, есть прошлое, поэтому мы его и не обсуждаем. Возможно, даже знакомство с нами может бросить тень на компанию, и вам лучше поскорее уехать.
— Я и не собираюсь задерживаться…
К его удивлению, она улыбнулась:
— Только избавитесь от нас?
Он лукаво взглянул на нее:
— Я бы выразился по-другому.
— Хм, откровенность вредна для бизнеса.
Паркер не стал возражать. Его можно было обвинить в сухости, но не в бестактности.
— Расскажите мне все, что знаете, Дейзи, — произнес он охрипшим голосом, как если бы молил ее о близости.
Он увидел, как она судорожно сглотнула.
— Расскажу, но не сейчас.
— Простите?
— Я слышала, как в доме прозвенел звонок, это значит, что до церемонии всего пятнадцать минут, а я не одета.
