— Вот что, Грант, — сказал он, стряхивая о косяк пепел сигареты, — я без денег до апреля. Вы не одолжите мне сто фунтов?
Мы с Рупертом молча переглянулись. Бэзил, сидевший у стола, неспешно повернулся на вращающемся стуле и взял перо.
— Выписать? — спросил он, открывая чековую книжку.
— Все-таки, — начал Руперт как-то слишком громко, — поскольку лейтенант Кийт решился высказать такую просьбу при мне, члене семьи…
— Вот, прошу, — сказал Руперт, бросая чек беспечному офицеру. — Вы спешите?
— Да, — отрывисто ответил тот. — Я должен повидаться с… э… моим агентом.
Руперт ехидно смотрел на Кийта, словно вот-вот спросит: «Со скупщиком краденого?», но он спросил:
— Агента? Какого же именно, лейтенант?
Кийт недружелюбно глянул на него и отвечал без особой любезности:
— Жилищного.
— Вот как, жилищного? — мрачно спросил Руперт. — Не пойти ли с вами и мне?
Бэзил затрясся от беззвучного смеха. Лейтенант Кийт замялся и нахмурился.
— Простите, — переспросил он, — что вы сказали?
Проходя все фазы жестокой иронии, Руперт ответил:
— Я говорю, что хотел бы пойти с вами к жилищному агенту. Вы не возражаете, если пойдем мы все?
Гость буйно взмахнул тростью.
— Прошу! — воскликнул он. — Ради Бога! И в спальню. И под кровать. И в мусорный ящик. Прошу, прошу, прошу.
И выскочил из комнаты так быстро, что у нас перехватило дыхание.
Неспокойные синие глаза Руперта Гранта озарились сыщицким пылом. Он догнал Кийта и заговорил именно с той фальшивой развязностью, с какой переодетый полисмен должен говорить с переодетым преступником. Подозрениям его способствовала особая нервность спутника. Мы с Бэзилом шли за ними, зная без слов, что оба мы это заметили.
Лейтенант Драммонд Кийт вел нас через очень странные, сомнительные места. По мере того, как улицы становились извилистей и теснее, дома — ниже, канавы — неприятней, Бэзил все больше хмурился с каким-то угрюмым любопытством, а Руперт (вид сзади) победно ликовал. Пройдя четыре или пять серых улочек бесприютного квартала, мы остановились; таинственный лейтенант еще раз оглянулся в мрачном отчаянии. Над ставнями и дверью, слишком обшарпанными даже для самой жалкой лавчонки, висела вывеска: «П. Монморенси, жилищный агент».
— Вот его контора, — язвительно сказал Кийт. — Подождете минутку или ваша поразительная заботливость велит вам выслушать нашу беседу?
Руперт побледнел, его трясло. Ни за что на свете он бы не выпустил добычу.
— Если позволите, — сказал он, сжимая за спиной руки, — Я имею некоторое право…
— Идемте, идемте, — вскричал лейтенант, безнадежно и дико махнув рукой, и ринулся в контору. Мы пошли за ним.
П. Монморенси, жилищный агент, одинокий и пожилой, сидел за голой бурой конторкой. Голова у него была как яйцо, рот — как у лягушки, бородка — в виде сероватой бахромы, а нос — красноватый и ровный. Носил он потертый сюртук и какой-то пасторский галстук, завязанный совсем не по-пасторски.
Словом, он так же мало походил на агента по продаже недвижимости, как на разносчика реклам или на шотландского горца.
Простояли мы секунд сорок, но странный старый человечек на нас не смотрел. Правда, и мы на него не смотрели, при всей его странности. Мы, как и он, смотрели на хорька, ползавшего по конторке.
Молчание нарушил Руперт. Сладким и стальным голосом, который приберегался для самых важных случаев, а репетировался в спальне, он произнес:
— Мистер Монморенси, надеюсь?
Человечек вздрогнул, удивленно и кротко поглядел на нас, взял хорька за шкирку и сунул в карман. После чего виновато выговорил:
— Простите?
— Вы жилищный агент? — осведомился Руперт.
К великой его радости, человечек вопросительно взглянул на Кийта.
— Вы агент или нет? — заорал Руперт так, словно спрашивал: «Вы громила?»
— Да… о, да!.. — ответил тот с нервной, почти кокетливой улыбкой. — Именно жилищный агент! Да, да.
— Так вот, — с ехидной мягкостью сказал Руперт, — лейтенант Кийт хочет с вами потолковать. Мы пришли сюда по его просьбе.
Лейтенант, мрачно молчавший, заговорил:
— Я пришел, мистер Монморенси, по поводу моего дома.
— Да, да, — откликнулся жилищный агент, барабаня по конторке, — все готово, сэр. Я все выполнил… это… ну…
