Я не знала, чем Леандер занимался в течение дня; я только знала, что он был здесь, в квартире, и сновал там по коридору и комнатам - это я могла чувствовать, прежде всего, тогда, когда закрывала глаза. Его присутствие стало таким сильным, что я чувствовала его почти как согревающее облако, которое проплывало надо мной, когда Леандер проходил мимо моей комнаты.
Но я подозревала, что он меня избегал, потому что я была для него слишком больна и невыносима. Только перед тем, как заснуть, когда боль была самой сильной, он садился на мою кровать и начинал странно и монотонно петь, повторяя несколько слогов в постоянной, равномерной последовательности - и это часто полчаса подряд.
Он сам держал при этом глаза закрытыми и почти не двигался. Когда он занялся этим в первый раз, я хотела еще начать дискутировать и ругаться, но он не позволил вывести себя из равновесия. Я не понимала ни слова из того, что он там пел, это звучало незнакомо, и как бы часто я не слушала - я не могла запомнить эту короткую строфу. Леандер утверждал, я не должна знать, что он там делает, и он делает это для себя самого, я должна только позволить ему.
Я не верила ни слову. Также я не могла себе представить, что это песнопение может помочь нам при тройном прыжке. Но до летнего солнцестояния осталось только несколько недель, и пока Леандер не докучал мне другими заданиями.
Так что я растягивала мою болезнь. Потому что при всей скуки и одиночестве, которые она несла с собой: Я была освобождена от того, чтобы учить маленьких девочек шитью, мне не нужно было мучить себя в школе и день за днем понимать, как мало меня теперь еще связывало с ребятами.
Мама больше не просила меня помассировать ей вечером плечи (за это была теперь ответственна бабушка Анни) и я могла спокойно мечтать. О чудесных вечерах в пустыне у дядюшки Гуннара, о Пите, индейце, о закатах в Аризоне и голубой, огромной луне и ...
Тук, тук, тук. Я уже снова задремала, но это тук, тук, тук было таким интенсивным, что я больше не могла его игнорировать. Включилось отопление? Нет, не смотря на слишком холодный май, папа уже выключил его, и мы жили при пугающих 18 градусах.
Поэтому никого не должно удивлять, что я до конца не выздоравливала. Или ... или Леандер мог внезапно снова летать, приземлился на крыше и стучал в окно? Его силы ангела возвращались назад?
Резко я стала совершенно бодрой и села, чтобы посмотреть распахнутыми глазами на окно. Да, там был Леандер. Однако внутри комнаты.
Расслабленно он прислонился к оконной раме и смотрел, улыбаясь, через стекло на улицу, где на карнизе сидела черная ворона. Теперь она склонила голову в сторону, распушила перья и смотрела вопросительно на Леандера, прежде чем снова постучать своим клювом по деревянной раме, как будто просила впустить ее.
Тук, тук, тук. Осторожно Леандер повернул ручку.
- Нет! Оставь его закрытым и прогони ее! Постучи по окну! - закричала я шепотом, чтобы не разбудить моих родителей. Мне не нравились вороны. Они напоминали мне о том, что ежедневно происходило внизу в папином подвале, а это пугало меня больше, чем когда-либо, с того времени, как меня укусила гремучая змея и я сама чуть не перешла через Иордан.
Но Леандер приоткрыл окно и замер. С любопытством ворона заглянула к нам. Ее клюв уже слишком опасно приблизился к отверстию.
- Пожалуйста, прогони ее!
- Нет, - прошептал Леандер чуть ли не с нежностью. - Нам нужно мудрое (белое)* животное.
*На немецком слово weise (мудрый) и weiß (белый) в определенном падеже звучит почти одинаково.
- Она черная. - Я так и знала. Его песнопения сводили его с ума. Как бы прекрасно и успокаивающе они не звучали, когда он декламировал их своим хриплым, теплым голосом - Леандер хотя больше и не становился призраком, но терял свой рассудок.
- МУДРОЕ животное, Люси. С округленным s, не с резким. Вороны мудрые животные. Она нам поможет. Нам нужно попытаться приручить ее. - И уже Леандер приблизился к отверстию, как будто хотел почесать ей перья и вместо того, чтобы улететь, глупая птица только склонила голову в бок.
- Перестань! - Так быстро, как это позволяло мое разбитое состояние, я была рядом с ним и захлопнула окно. Возмущенно каркая, ворона отпрыгнула на три шага назад на крышу, чтобы угрожающе растопырить свои отсвечивающие голубым крылья. Но она не улетела прочь, а только смотрела на меня непоколебимо из своих круглых, неподвижных глаз.
