— Зачем все? Я что, там буду до морозов?.. — хотел противиться Янис, но осекся. Он не представлял, сколько придется жить там, в тайге.
Матушка, будто читая его мысли, вспомнила:
— Лыжи!..
— Там, в сарае, под стрехой, — подсказал он Зенте, а когда та убежала, стал быстро увязывать котомку и одновременно давать короткие наставления: — Коням овса много не давайте — зажиреют, потом работать не будут. Пчел в зимник уберите, чтобы не померзли. Скоро снег выпадет, лопаты там, под крышей. Морозы начнутся, отдушины в дом закройте, а то холодно будет.
Всхлипывая в ответ, не переставая смахивать платком слезы, матушка кивала головой: знаем, не беспокойся.
Он увязал мешок на понягу, попробовал приподнять, едва оторвал от земли. Представил, что все это ему надо будет нести дна дня с подвернутой ногой. С трудом поставил груз на телегу, чтобы было лучше взять на спину.
Подбежала Зента, принесла лыжи. Янис проверил их, недовольно покачал головой:
— Это не мои! Это лыжи Юриса! — Махнул рукой. — Ладно уж, не ходи. Какая разница…
Он подлез под котомку, накинул на плечи лямки. Матушка и сестра помогли ему подняться, подали ружье. Перекинул его через голову, положил на грудь, лыжи под мышку. Попробовал шагать: тяжело, но получается. Никогда ему еще не приходилось носить так много. Повернулся к родным. Матушка и сестра прижались к плечам, промокнули слезами куртку. Никто не знал, насколько долгой будет их разлука.
— В деревню не выходи. Поймают! — шепотом наказывала матушка.
Соглашаясь, он кивнул головой, пошел к задним воротам. Зента шла впереди, проворно открыла засов, посмотрела по сторонам: вроде никого. Матушка сзади, мягко ступая по холодной земле, озираясь вокруг: не заметил бы никто.
Он вышел на задворки, посмотрел на родных. Те прощально махнули руками:
— Шагай с Богом!..
Дверь захлопнулась, ударил засов. Он повернулся, крадучись, чтобы никто не услышал его, пошел по берегу реки в ночь. Впереди, на некотором расстоянии бежала Елка. Периодически останавливаясь, лайка скулила, будто спрашивала: «Хозяин! Куда мы идем из дома? Мы недавно вышли из тайги и уходим снова. Почему?».
На ее вопросы Янис не мог дать ответа.
Стараясь как можно быстрее и дальше уйти от деревни на безопасное расстояние, долго, без отдыха шагал до тех пор, пока не затекла поврежденная нога. Отыскав в темноте поваленное дерево, поставил на него вещи, чтобы потом легче подняться. Не снимая с плеч, остался стоять.
Мысли путались. Все случилось быстро: хорошая хозяйка корову дольше доит. Спешил домой, мечтал о встрече с родными, думал о самом хорошем. И вот на тебе: идет назад в неизвестность, как побитая собака, которую хозяин за какие-то провинности выгнал из дома. И тут в голову ударила страшная мысль: в суматохе они не договорились, как будут поддерживать связь!..
Янис испугался страшно. Он не мог вернуться домой, опасаясь ареста. Но и мать, и сестра не смогут прийти к нему в тайгу, потому что не знают дороги, никто из них не был в зимовье. Охотиться — удел мужчин, женщин с собой не брали. А название угодий, где они промышляли, им ничего не подскажет.
Повернув голову в сторону деревни, он долго стоял, раздумывая, как поступить дальше. Вон там, за черным лесом, живут его родные. Отошел не так далеко. Вернуться? Стоит скинуть лямки котомки, и очень скоро опять увидит мать и сестру. Однако где уверенность в том, что его там не ждут? А может, по следам уже идут…
Рядом сидит Елка, смотрит на него. Протянул к к ней руку, погладил за ушами. Теперь не у кого спросить совета, кроме нее, не с кем поговорить.
— Что делать? Остаться или уходить? — прошептал он, выискивая ответ в ее глазах.
Та тяжело заскулила, наклонила голову. Янис воспринял это как отказ: нельзя возвращаться! Не послушаться ее не мог.
Тяжело вздохнув, поправил ремни, взвалил груз на спину, зашагал между деревьев. Показывая дорогу, лайка побежала впереди.
На зимовье все осталось так, как будто он вышел отсюда час назад. Аккуратно уложенная, чистая посуда на своих местах. Пила на гвоздике на стене, топор воткнут в чурке, три поленницы дров под крышей, подвешенные от мышей в мешке сухари, закрытая на вертушку дверца лабаза. Никого не было.
