Был ли Генрих фон Плауэн предателем? Даже если предположить, что он собирался заполучить в руки орден с помощью поляков, а потом вместе с братьями пойти против Польши, это ничего не доказывает. Однако поверженный магистр определенно рассчитывал вернуться в Мариенбург. Не случайно он выбрал для службы именно Энгельсбург, который, в силу своего географического положения, прежде всего оказывался в зоне наступления поляков (а наступление, несомненно, ожидалось). Возможно, он надеялся здесь отсидеться и повторить весь тот путь, который всего несколько лет назад привел комтура Швеца в главную резиденцию ордена.
Пока Генрих сидел в темнице, его самый большой враг и одновременно его преемник Михаэль Кюхмейстер добровольно отказался от поста великого магистра, поняв, что ничего другого ему не остается, кроме как продолжить политику своего предшественника (а ведь именно она и стала причиной отставки Плауэна). Однако Плауэн отдавал ей всю свою страсть, а слабовольный Кюхмейстер следовал ей вяло и нерешительно, лишь подчиняясь обстоятельствам, поскольку не умел подчинить их себе. В результате он покинул пост, с которого в свое время изгнал более сильного политика.
У Пауля фон Русдорф, сменившего Михаэля Кюхмейстера на посту великого магистра, не было причины ненавидеть лохштедтского узника. И он по возможности заботился о нем. Однако стоит нам узнать, что это была за забота, и мы поймем весь трагизм положения бывшего магистра, который, достигнув зрелых лет, был огражден даже от самой скромной деятельности стенами замка своего же собственного ордена. Он был рожден для власти, а между тем в Лохштедте он вынужден был писать унизительные письма великому магистру Паулю фон Русдорф, сообщая об элементарных бытовых нуждах. Ему нужна была новая сутана, потому что старая совсем износилась. Он просил, чтобы при нем был усердный слуга и еще один слуга, которому он мог бы полностью доверять. Он жаловался великому магистру: «Вынуждены мы посетовать на то, что не властны мы ничем распоряжаться, что маршал со своими гостями и холопами выпил все наше вино и лучший мой мед и хотел забрать у нас бочку меда, которую нам дал епископ Хейльсбергский, и намеревался ограбить наш погребок».
Таковы были теперь хлопоты бывшего магистра. Десять лет он провел в заточении в Данциге и Бранденбурге и еще пять просидел перед своим окном в небольшом замке Лохштедт, праздно глядя на волны залива и на кромку лесистого берега. В мае 1429 года его назначили на весьма незначительную должность попечителя Лохштедта, только что было теперь в том проку? Это был учтивый жест, наверное, даже приятный для усталого человека, но он уже не мог вернуть его к жизни. В декабре 1429 года Генрих фон Плауэн умер. Мертвый Генрих был безопасен, и орден воздал ему почести, которых он был лишен при жизни. Тело Плауэна было погребено в Мариенбурге вместе с останками других великих магистров.
Читая о ничтожных заботах великого человека и его тихой кончине, мы понимаем, что значило это поражение. Немецкий историк Генрих фон Трейчке, который первым осмыслил и восславил немецкое заселение прусских орденских земель во всей его глубине, пишет своему другу, размышляя о сущности и становлении ордена и о Генрихе фон Плауэне, что «сила, единственный рычаг государственной жизни, ничего больше не значила для его рыцарей, а с падением Плауэна послужила и моральному поражению ордена». Братья уже больше не были способны на подвиг, поскольку у них не было больше той силы — «рычага государственной жизни», с помощью которого можно было бы придать орденскому государству новый смысл.
Лишь Генрих решительно надавил на этот рычаг, пытаясь изменить государство и тем самым спасти его. Отважившись противопоставить свою собственную сущность целой общине, он порвал с прошлым ордена и распахнул ворота в последний этап его истории: превращение орденского государства в светское герцогство. Возможно, он и не ставил себе такой цели, а лишь желал создать государство, живущее согласно своему внутреннему закону и за счет собственных сил. Генрих фон Плауэн — одна из тех исторических личностей, которые существовали по законам будущего, и поэтому современниками воспринимались как предатели.
