– Что это ты говорила по дороге кусту крапивы?
– Какому кусту крапивы? – спросила она. – Зачем мне с какою-то крапивой разговаривать!
– Если ты этого не делала, значит ты ненастоящая невеста, – сказал королевич.
Но она не растерялась и ответила:
Вот пойду к служанке я,
Она вспомнит за меня.
Она вышла из комнаты и набросилась на деву Малейн:
– Эй, девка, что это ты говорила крапиве?
– Да я только сказала:
Куст крапивы,
Куст крапивы хилый,
Что стоишь унылый?
Помню, как скиталась,
Я тобой, сырою,
Все в пути питалась.
Прибежала невеста назад в комнату и говорит королевичу:
– Теперь я вспомнила, что говорила кусту крапивы, – и она повторила только что слышанные ею слова.
– А что ты говорила церковному мостику, когда мы через него переходили? – спросил королевич.
– Церковному мостику? – переспросила она. – Ни с каким церковным мостиком я не разговаривала!
– Значит, ты ненастоящая невеста.
Но она сказала опять:
Вот пойду к служанке я
Она вспомнит за меня.
Она выбежала из комнаты и накинулась на деву Малейн:
– Эй, скажи мне, девка, что это ты говорила церковному мостику?
– Да я только сказала.
Не сломись, пролет моста,
Я невеста – да не та.
– За это ты жизнью своей поплатишься, – крикнула невеста, но поспешила назад в комнату и сказала:
– Теперь я знаю, что говорила церковному мостику, – и она повторила слышанные ею слова.
– А что говорила ты церковным вратам?
– Церковным вратам? – переспросила она. – Никаким церковным вратам я ничего не говорила!
– Стало быть, ты ненастоящая невеста.
Она вышла из комнаты, набросилась на деву Малейн:
– А ну, скажи-ка, служанка, что ты говорила церковным вратам?
– Да я только сказала.
Не сломитесь вы, врата,
Я невеста – да не та.
– За это ты головой поплатишься! – крикнула невеста, совсем уж разгневавшись, но поспешила вернуться в комнату и сказала королевичу:
– Теперь я знаю, что я говорила церковным вратам, – и она повторила эти слова.
– А куда ты дела то ожерелье, что я дал тебе у церковных врат?
– Какое ожерелье? – переспросила она. – Ты мне никакого ожерелья не давал.
– Да ведь я же сам его тебе на шею повесил и вдел колечко в колечко. Если ты об этом не знаешь, значит, ты ненастоящая невеста. – Он сдернул с ее лица покрывало, и как увидел все ее ужасное уродство, отскочил от нее в испуге и говорит:
– Как ты сюда попала? Кто ты такая?
– Я твоя нареченная невеста, но я боялась, что люди, увидев меня в лицо, будут надо мной смеяться, и я велела судомойке надеть мое платье и пойти в церковь вместо меня.
– А где же она? – спросил королевич. – Я хочу на нее посмотреть, пойди и приведи мне ее сюда.
Тогда она вышла и объявила слугам, что судомойка обманщица, чтоб ее вывели во двор и отрубили б ей тотчас голову. Схватили слуги судомойку, собрались ее уже было тащить, но она так громко закричала, зовя на помощь, что услыхал королевич ее голос, и выбежал из своей комнаты и тотчас велел девушку отпустить. Осветили комнату, и он увидел у нее на шее золотое ожерелье, что подарил ей у церковных врат.
– Ты настоящая невеста, – сказал он, – ты ходила со мной в церковь. Идем ко мне в опочивальню.
Вот остались они там вдвоем, а он ей говорит:
– Ты по пути в церковь называла имя девы Малейн, что была моей нареченной невестой. Если бы я мог подумать, что это возможно, мне пришлось бы поверить, что это она стоит сейчас передо мной: ты во всем на нее похожа.
Она ответила:
– Я и есть дева Малейн. Из-за тебя я просидела семь лет в заточенье, терпела голод и жажду и прожила долгие годы в беде и горе. Но сегодня снова для меня засияло солнце. Я повенчана с тобой в церкви, и я твоя настоящая жена.
Они поцеловали друг друга и с этой поры были счастливы всю свою жизнь. А ложной невесте отрубили в наказание голову.
Башня, в которой сидела дева Малейн, стояла там еще долгое-долгое время, и дети, проходя мимо нее, пели:
Дин, дон, дон!
Кто в той башне заключен?
Королевна там живет,
К ней никто уж не войдет.
Стены прочные стоят,
Камни рухнуть не хотят.
Ну-ка, Ганс, ступай живей,
Проведи меня ты к ней.
