— Ну и спрашивай у него, — дёрнулась обиженно сестра.
— Мне надо, чтоб ты знала… А он — само собой… Он всё знает…
А Кирилл Петрович и правда всё знал.
Авторитет его вырос, особенно после одного случая. Отец купил словарь иностранных слов. И, конечно, сразу же похвастался перед Кириллом Петровичем своим приобретением, но тот не разделил отцовской радости, даже удивился:
— Зачем он вам?
— Как зачем? Слова незнакомые смотреть. Хотел и вам купить.
— Мне он не нужен.
— Почему?
— Слова я и так знаю.
— Все?
— Все.
— Не может быть, — усомнился отец.
— Можно проверить, — предложил Кирилл Петрович.
Я помог отцу выбрать из книги слова позаковыристей, каких Кирилл Петрович наверняка не знал.
— Что такое «ихтиоз»?
— Кожная болезнь, — отвечал, не задумываясь, Кирилл Петрович.
— А «манганит»?
— Минерал с содержанием марганца.
Мы с отцом тщательно проверили его ответы. И «ихтиоз» и «манганит» он объяснил правильно. Затем мы выкопали слово, которого он уж никак не мог знать: «рудбекия». Я такого чуда сроду не слыхивал… А Кирилл Петрович сразу ответил:
— Южно-американское растение.
После «рудбекии» дальнейшие испытания производить мы не стали. И без этого ясно, что Кирилл Петрович лицом в грязь не ударит.
Когда Кирилл Петрович ушёл, отец тихо, но значительно произнёс:
— Вот голова так голова! Просто электростанция…
И я был с ним вполне согласен.
Отца в семье у нас побаивались. «Смотри, скажу отцу!», «Отец тебя выпорет!» — частенько слышал я от мамы. Но я рано понял, что это только угрозы — отец за всю жизнь меня пальцем не тронул. Один только раз он проявил свою власть. И всё получилось из-за голубей. С чего началось — я не помню, но суть была в том, что Гриша забросил учёбу, не выполнял домашних заданий и нахватал «неудов». Целыми днями он пропадал у нас на чердаке и на крыше. Там он возился со своими голубями: «гонял» их, заманивал чужих, менял. Продавал, покупал, т. е. стал заправским голубятником. Отец стыдил Гришу, увещевал, убеждал, а потом вдруг вспылил, да так, что все в доме притихли. Он ворвался на чердак и через слуховое окно повыкидывал всех голубей наружу. Гриша умолял его, хватал за руки, но отец оказался непоколебимым. Так в какие-то пять минут было покончено с Гришиным увлечением. Из девятнадцати домой вернулись только три голубя.
Гриша плакал и говорил, что никогда не простит отцу такого самоуправления. Но оказалось, что есть в жизни кое-что посерьёзнее голубей. Через несколько дней обида забылась, а главное, после этого Гриша стал учиться намного лучше.
Однажды отец велел мне:
— Пойди к Кириллу Петровичу и попроси у него «литературную газету».
Я поднялся по лестнице наверх и застыл от удивления. Перед Кириллом Петровичем стояла наша Нюра и завязывала ему галстук.
— Вот так, — говорила она тихо. — Что здесь мудрёного? Всё очень просто…
— А откуда ты умеешь? — спросил он.
— Тебе это знать не обязательно.
Меня поразило, что она говорит ему «ты». Осторожно, чтобы они не услышали моих шагов, я спустился вниз.
— Где же газета? — спросил меня отец.
— У него нет, — ответил я.
— «Литературную газету» приносили сегодня, — заметила мама.
— Он сам читает.
— Так как же понять: нет газеты или он читает?
— Читает, читает, — поспешно сказал я.
Незаметно внизу появилась Нюра. А может быть её отсутствие нарочно не замечали. Во всяком случае, на другой день я убедился, что взрослые знают что-то такое, чего не знаю я. Отец и мама тихо переговаривались.
Мама: — Он старше её чуть не вдвое.
Отец: — Её дело — старше он или моложе.
Мама: — И образование: он учитель, книгу пишет, а у неё всего-то десять классов.
Отец: — Будет учиться…
О ком шла речь? Об этом я узнал позже, когда мама и Нюра говорили, думая, что я их не пойму.
Нюра: — Что ты против него имеешь? Скажи прямо.
Мама: — Не по себе дерево рубишь.
Нюра: — Это не тебе решать…
Мама: — А кому же?
Нюра: — Здесь Костя!..
Вот так всегда — чуть разговор посерьёзней, меня считают маленьким, а как в ларёк за керосином, то большой.
Кирилл Петрович обычно обедал в столовой, а ужинал с нами. Однажды он почему-то не спустился к ужину. Мама сказала отцу:
— Кирилл Петрович просит руки нашей Нюрочки.
