— Хороши, нечего сказать…
А мы и правда были хороши — все с ног до головы измазаны известкой и пылью. А в руках у Серёги еще дурацкая бумажная «галка».
— И как это вас угораздило на печку попасть?
Что мы могли ответить? Попадают же альпинисты на самые высокие пики. А зачем, спрашивается?
Уже на пороге он резко обернулся и сказал очень строго:
— Приведите себя в порядок.
Так нам в этот вечер и не удалось посмотреть, что делалось на сцене — весь остаток вечера мы только и делали, что плевали на ладони и стряхивали пыль со штанов и рубашек.
Так произошло моё второе «свидание» с Иваном Михайловичем.
* * *
Когда начал таять снег, Нюра взяла лопату и отправилась на кладбище подправить Светкину могилу. Мама убеждала её, что рано, но разве Нюра послушает? И я увязался с ней, вернее, не увязался, а мама шепнула мне:
— Сходи с ней… Мало ли что?
Не знаю, чего она опасалась, но понял, что мама считает меня взрослым.
До кладбища мы шли молча. Так же молча стали ходить между могилами. Потом Нюра села на заметенную снегом скамью. И я примостился рядом. Мы оба очень устали. Кладбище находилось далеко, а сил у нас было совсем мало. Потом опять долго ходили и искали Светкину могилу, но найти так и не смогли. Когда-то она была с краю, а теперь здесь было много новых могил. Наконец Нюра сказала:
— Ничего мы не найдем. Всё замело…
Второй раз мы пошли, когда совсем растаял снег. И опять не нашли. Наткнулись на одну похожую. Нюра даже стала подправлять, а потом бросила:
— Нет, не эта… Там рядом черемуха росла.
И тут Нюра заплакала. До тех пор я никогда не видел её слез. Может быть, это и случалось с ней, когда она была маленькая, но меня самого тогда не было.
У переезда Нюра остановилась, достала платок и вытерла лицо. Ещё раз пошли в конце мая, вместе с мамой. По лицу Нюры и по тому безразличию, с каким она шла, я понял, что на этот раз она нисколько не надеется найти, а идет так просто, потому что надо идти. Мама же почему-то была уверена, что найдет могилку. Она заранее припасла какие-то продолговатые луковички, чтобы посадить на могилке. Нюре сказала:
— Возьми лопату.
— Тот раз зря носила…
— Возьми.
Мама и правда нашла. Не плутала по кладбищу, не искала, а сразу привела нас куда надо, к цветущей черёмухе. Светкина могила опустилась и почти сравнялась с землёй. Мама насыпала новый холмик, посадила луковицы и сказала, что летом расцветут лилии. Тут Нюра заплакала ещё раз — теперь от радости, что нашли Светкину могилку.
* * *
Мать Серёжи и Зои — Лариса Антоновна — была много моложе моей мамы и потому у нас в семье её звали просто Ларой. Месяц она искала работу по специальности, но стенографистки нигде не требовались и в конце концов поступила работать на нашу мебельную фабрику. Жаловалась моей маме, что потеряет скорость… Непонятно, как это можно потерять скорость? Что она, шофёр, что ли?
Мама успокаивала её как могла:
— Скорость — дело наживное… Вот вернёшься домой…
— Всё равно без Миши…
Это Лара говорила о муже. О нём она тосковала и часто плакала:
— Не могу представить, что его нет. Как я буду жить?
Мама неумело успокаивала:
— Так и будешь жить, пока не помрёшь.
Лара продолжала жаловаться:
— Никому я не нужна…
Мама спокойно возражала:
— Всем нужна. И Серёже, и Зое, и нам…
Серёга рассказывал мне, как погиб его отец. В первый же день войны, в Минске, их отца убило немецкой бомбой, а Зое раздробило ступню правой ноги. (Как-то я спросил её, кем она собирается стать. Она ответила мне: «Как мама — стенографисткой» и показала книжки с какими-то мудреными значками.)
Когда Зоя играла с нами, то отбрасывала свои костыльки в сторону и так увлекалась, что забывала о своем увечье. И мы делали вид, что она ничем от нас не отличается — играли даже в догоняшки, она бегала на четвереньках и хохотала, когда ей удавалось схватить кого-нибудь из нас. Конечно, мы немного поддавались, но так, чтобы она не замечала. Беда, если мы не умели этого скрыть. Тогда она сердилась, кидалась драться и кричала:
— Бессовестные! Как вам не стыдно?!
* * *
И вдруг — великая радость! Пришло письмо от отца. Он был ранен в плечо. Сейчас писал из госпиталя. Мы всей семьей написали ему ответ — описали все подробно, только ничего не написали о гибели Гриши. Пусть он пока думает, что сын тоже сражается с общим врагом…
