Тим впервые слышал в голосе отца такой яростный гнев. Он отшатнулся, прижавшись к стене.
— Джон, прошу тебя… — попросила мать дрожащим голосом.
— Слава Богу, это хоть был «люкс»! — презрительно крикнул отец. — «Люкс» — не так оскорбительно. По крайней мере ты пала как женщина своего круга!
Что такое «люкс»? Тим напряг воображение, пытаясь понять, о чем идет речь. Что-то дорогое? Может быть, лакомство? Неужели мама съела что-то, что отец приберегал для себя или для него и Райли?
— Я заслужила каждое из твоих слов, — сказала мать совсем тихо, — и тебе решать, сможешь ли ты простить. Я не буду винить тебя, если ты всю жизнь будешь попрекать меня этим.
— И у меня есть на это право! — с болью в голосе крикнул отец в полный голос.
Он продолжал кричать, а мальчик стоял, прижимаясь к стене и желая вдавиться в нее и исчезнуть. Бывало, что родители ссорились — не часто, но бывало. Правда, раньше это было совсем не так, как сегодня. Те ссоры проходили вполголоса и быстро кончались, Отец всегда держался спокойно, разве что мать могла волноваться, но и она никогда не повышала голоса. За всю свою еще недолгую жизнь Тим не был свидетелем чему-либо даже отдаленно напоминавшему сегодняшнюю ссору. Что бы ни происходило сейчас между родителями, это было очень серьезно.
— А чего ждала ты? Что я ласково потреплю тебя по щеке и скажу: «Не расстраивайся, дорогая, вот я уже все и забыл»? Значит, ты потащилась туда, чтобы снова «найти себя»! Бедная маленькая Фэрил, заточенная в отвратительном доме с ужасными детьми и мерзавцем-мужем, который любит ее и дает все, что она захочет. Бедняжка Фэрил, ведущая жизнь, один рассказ о которой леденит в жилах кровь! Выходит, это все ад для тебя?
Что он такое говорит, изумился Тим. Его все сильнее охватывала паника. Неужели мама их всех ненавидит и собирается уйти? «Пожалуйста, Боже, — мысленно взмолился он, — заставь их замолчать! Не важно, что происходит, только пусть они замолчат!»
Мать ответила после долгого напряженного молчания.
— Я не стану притворяться, что ничего не случилось! Случилось ужасное. Но сейчас я хочу поступить правильно.
— Правильно?! — вскричал отец, еще более разъяренный. — А ты уверена, что знаешь, что правильно, а что нет? Ты понятия об этом не имела, когда отправлялась на свою маленькую веселую прогулку! Но тебе все мало! Подумаешь, речь идет о такой мелочи, как моя адвокатская практика! А Чарли? Мало того, что он замешан во все это, так ты еще собираешься выволочь на свет то, что ты натворила, разрушить мою карьеру, окончательно испортить жизнь моему брату?
— Чарли сам во всем виноват…
Тим больно прикусил нижнюю губу. Получалось, что и дядя Чарли имеет отношение к этой ссоре.
— Нам придется переехать, — с горечью сказал отец. — Если все узнают, в Медоувью нам больше нечего будет делать. Как ты могла, Фэрил, как ты могла!
Наступило молчание. Испуганный Тим затаил дыхание.
— Уже поздно, черт возьми! Мне нужно ехать.
Шаги отца зазвучали в гостиной по направлению к холлу. Оттуда донеслось не вполне внятно:
— Договорим вечером, когда я вернусь.
Высунувшись из-за угла, Тим успел увидеть спину отца, когда тот наклонялся за кейсом и пальто, висящем на перилах лестницы. Сообразив, что путь в гараж лежит через кухню, мальчик со всех ног бросился в столовую и замер там. Его еще никогда не ловили за подслушиванием, и он меньше всего желал, чтобы это случилось именно сегодня. Но отец вышел через парадную дверь, и в доме воцарилась тишина.
Из гостиной не доносилось ни звука. Интересно, что делает мама, задумался Тим. Но чем бы она ни занималась, она не должна заподозрить, что он все слышал.
Двигаясь так тихо, как только позволяли подошвы кроссовок, Тим вернулся в кухню за рюкзаком, потом двинулся к лестнице. Если мама останется в гостиной, он сумеет подняться в свою комнату незамеченным, но если нет… скрыться тут некуда.
Никогда еще лестница не казалась такой бесконечной. В гостиной по-прежнему царила неприятная тишина. Третья ступенька, четвертая, пятая… половица громко скрипнула. Нет, только не это!
Мать тут же выглянула из гостиной. На ее лице было незнакомое и пугающее выражение — выражение полного отчаяния.