Казармы Вервунского главного на северо-западе площади, те, что приняли удар в первые же минуты атаки, все еще догорали, но огонь не распространялся. Карджин продолжал воксировать Штабу домов, пока ему не дали особое разрешение от гильдий открыть химический завод Анко на юге площади и здания гильдии на востоке, чтобы разместить излишек людей. Вскоре, однако, новые пространства тоже оказались заполнены. От гильдии имелись вполне определенные распоряжения относительно того, какие из их площадей можно использовать. Люди Карджина, которые закрывали доступ к некоторым зданиям, докладывали о прорывах. Поверх голов раздавались выстрелы. После бойни, которую они пережили снаружи, горстка вооруженных солдат не пугала толпу, и гвардия домов вскоре, пытаясь распределить вновь прибывших, оказалась оттеснена вглубь индустриальных районов. Большинству солдат совершенно не улыбалось расстреливать собственных сограждан. С другой стороны, когда один молодой офицер, разозлившись, открыл огонь по прущей на него толпе и убил двоих, свора закопченных дочерна текстильщиков разорвала на части его самого и шестерых подчиненных.
Карджин исступленно воксировал, прося советов и боеприпасов. К восьми вечера из Штаба домов и Легислатуры поступили новые распоряжения, установившие места для размещения беженцев, спешно обустроенные во внутренних трущобах к югу от Колонны и Коммерции. Ищущие пристанища во вратах Сондара, Хасских и в меньшей степени вратах Кроу теперь заполонили южные секторы улья. Часть домов Легислатуры, собравшись на экстренном заседании в Главном хребте, настаивала, что разместить население наружных трущоб — долг улья. Другие просто-напросто боялись, что главные южные магистрали окажутся запружены людьми и дома не смогут мобилизовать свои армии. Шесть благородных домов предоставили помощь, и продовольствие отправилось вниз по грузовой дороге — на площадь Маршалов и главное городское посадочное поле, куда также переправляли беженцев от Хасских врат.
Уже кое-что, но этого было явно недостаточно. Карджин задумался, осознает ли вообще элита улья катастрофичность ситуации. Имперские девизы, лозунги улья и прочие сообщения успокоительной пропаганды, сверкающие со всех информационных экранов, не могли остановить панику. Карджин был окружен тысячами озлобленных, перепуганных горожан, многие из которых были оглушены взрывами, обожжены до костей, а еще больше — умирали или не могли передвигаться. Остановить поток было невозможно, если только не закрыть врата. Толпа сильно превосходила числом его три сотни людей.
Карджину воксировали из северного угла площади. Там он обнаружил полевой госпиталь, разбитый медиками из какого-то ульевого лазарета. Сотни раненых были уложены на каменной кладке. За ними ухаживали доктора и санитары в карминовых халатах и масках.
— Вы Карджин?
Карджин огляделся. К нему обращался некто в халате и маске. Под маской обнаружилось миловидное личико. Взгляд, правда, был измученный и растерянный.
— Да… доктор?
— Военный врач Анна Кёрт, Общественное медицинское учреждение внутренних трущоб 67/mv. Я здесь старший уполномоченный. Мы пытаемся устроить сортировочный пункт возле повозок вон там, но поток людей слишком велик.
— Я делаю все возможное, доктор, — ответил он ровно.
Он видел тягачи и грузовики, которые тянулись, сверкая фарами и грохоча двигателями, по дороге к казармам, чтобы отвезти тех, кто нуждался в неотложном хирургическом вмешательстве, в полноценные лазареты внутренних трущоб и Нижнего хребта.
— Как и я, — ответила Кёрт без тени улыбки. Воздух был пропитан запахом крови и горелого мяса и полнился жалобными криками. — Госпитали уже заполнены ранеными из улья. Мы понесли огромные потери, прежде чем Щит был запущен.
— Я не знаю, что сказать, — пожал плечами Карджин. — Я следовал приказам и позволил прибывающим хлынуть с площади в близлежащие районы. Но им же конца нет! Наблюдатели со стены докладывают, что очередь снаружи по-прежнему растянулась на три километра.
Хирург застыла на миг, уставившись на забрызганную кровью кладку, прижав руки к губам.
