«Логично», — согласилась Хода.
Тям завозился, потеряв всякий интерес к разговору, и, видимо, понимая, что ничего любопытного больше не будет, принялся чесать себя за ухом.
— Так что, други мои, давайте-ка собираться и перебираться на отдых в более комфортные условия, — Осси приподнялась, собрала вещи и, шатаясь, направилась к лестнице.
На полпути ее обогнал Тям, который взлетел по широким ступеням просто вприпрыжку.
«Ты очень бледная. Тебе бы полежать сейчас», — заметила Хода.
— Если честно, то только об этом и мечтаю, — призналась девушка. — Надеюсь, что там хоть какая-нибудь кровать будет. А больше мне сейчас вообще ничего не надо.
Когда Осси наконец доползла до двери, а лестница, даже такая небольшая, далась ей с огромным трудом — на последнем издыхании, можно сказать, то Тям уже стоял около двери и нетерпеливо подпрыгивал.
— Что ты так разволновался, дорогой? — улыбнулась девушка.
— Тям, — ответил дорогой и изо всех сил уперся передними лапками в руну Мишь.
Руна мягко, как клавиша на клавесине, утопилась внутрь и вспыхнула золотым светом. А Тям уже толкал следующую. Утонул в каменной плите и массивный знак Риванд, похожий на большого паука. И тоже вспыхнул золотом.
«О как!» — только и смогла сказать Хода.
А Осси, так та вообще остолбенела и стояла, разинув рот, наблюдая, как, подпрыгивая высоко вверх и цепляясь за неровности двери, Тям, пыхтя и стараясь изо всех своих сил, по очереди нажимал на знаки рун именно в той, указанной в романсе последовательности.
— Какой же язык ты понимаешь, милый? — прошептала Осси. — Наш? Или зурский?
«Древнезурский», — машинально поправила Хода.
— Ну да, древне…
А Тям уже утопил в двери последний знак — Айверт, и теперь все шесть рун горели золотом, отбрасывая яркие блики на его абрикосовую шерстку.
Осси на всякий случай отступила на шаг назад, но никаких спецэффектов больше не последовало. Дверь просто тихо и плавно скользнула вниз, открывая глазам небольшую пещеру, превращенную человеческими руками и магическим умением в уютную комнату.
Тям первым перешагнул порог и решительно направился в глубь помещения. Где-то посередине он обернулся и коротко мяукнул:
— Тям, — явно приглашая составить ему компанию.
После чего продолжил свой путь и, добравшись до угла комнаты, где на большом камне рядом с огромной (о, счастье!) кроватью стояла глубокая плетеная корзина, запрыгнул в нее и свернулся калачиком.
Удивляться сил уже не было. Сил вообще уже не было ни на что, и хватило их только добраться до постели и рухнуть на мягкую перину. Все, на что Осси была способна в этот момент, — это только вытащить из-за пояса меч и положить его рядом.
«Ну а я посторожу пока… И осмотрюсь заодно», — тихо прошелестела Хода.
Окончания этой фразы Осси уже не слышала…
Проснулась она оттого, что кто-то громко гремел посудой.
Вскочив, сжимая в руке Гаситель и ничего со сна не соображая, Осси озиралась, пытаясь сфокусировать все еще спящие глаза. Фокусироваться они не хотели, а хотели, как раз наоборот, закрыться, протестуя против того, что их открыли так резко и таким варварски насильственным способом.
Причин для беспокойства, впрочем, не было. Да и быть, честно говоря, не могло, коль скоро Хода была абсолютно спокойна и даже с некоторым удивлением взирала на девушку, которая босиком стояла посреди небольшой комнаты с мечом в руке и крутила головой по сторонам.
— И кто это у нас там завтрак готовит? — Осси наконец расслабилась и вновь обрела способность шутить.
«Скорее ужин, — поправила Хода. — Тям там гремит».
Осси заглянула в неглубокую нишу, где по столу между тарелок и кувшинов удрученно бродил Тям и, по всей видимости, искал, чего бы пожрать. При этом он резко и раздраженно лупил себя по бокам своим пушистым хвостом, сбивая направо и налево кувшины и стаканы, которые во множестве на столе присутствовали. Большей частью, правда, уже в виде черепков и осколков.
Жрать было нечего. Потому как, если что тут и оставалось когда-то, то все это не то чтобы давно уже испортилось, а просто окаменело, предварительно, конечно, придя в полную негодность. Похоже, что Тям это тоже наконец понял, потому что, совсем по-человечески вздохнув, он спрыгнул на пол и удрученно поплелся к своей корзинке. Где и угомонился, с осуждением поглядывая на девушку.
