А еще — совершенно непонятно, куда они потом девались… Как проходили мимо последней гробницы — было видно. Проходили так же, как и шли, — не останавливаясь, даже не поворачивая головы. Просто проходили мимо, и все. Тихо и скорбно. А вот дальше ничего не видно было — муть в глазах, будто слезы. Будто через мокрое стекло на улицу гладишь… Вроде шевелится что-то, а пойди разбери, что там шевелится и зачем. Не видно — и все тут.
Во всяком случае с кладбища никто не выходил. Да и как оттуда можно выйти, когда проход всего один, и тот занят плотным встречным потоком печальных карликов. Как говорится, всех впускают, а дальше непонятно… Но ведь выпускать-то тоже должны… рано или поздно.
Далее о непонятном. Все карлики были одного примерно росточка — сильно никто не выделялся. Одинаковые фигуры в одинаковых балахонах. У Осси даже родилась совершенно уже дурацкая мысль, что и лица, спрятанные под высокими остроконечными капюшонами, тоже абсолютно одинаковые. Но, постаравшись хорошенько, удалось все-таки этот бред от себя отогнать хотя бы на время. До той поры хотя бы, пока не удастся под парочку этих самых остроконечных капюшонов заглянуть, чтобы произвести, так сказать, сравнительный анализ и опознание.
Короче, было тут на что посмотреть. Тем более что все эти фигуры, на которые, как с трибуны на королевский парад по случаю рождения наследника короны, взирала леди Осси Кай урожденная Шаретт, были не живыми.
И не мертвыми.
Они были — призраками.
Мало вам было трех? Вы их мечом нашинковали и всякими колдовскими штуками извели? Нате, как говорится, получите еще — вот вам, леди-графиня, сотни тысяч! Что с ними делать будете?
Осси тихо застонала и сползла поглубже — подальше от края.
Тям мирно спал, блаженно, в полный рот улыбаясь. Что, между прочим, было верным знаком того, что никакие карлики по его снам не бродят — ни с факелами, ни без.
«Кому-то всегда хорошо, когда нам плохо». — Хода перехватила взгляд девушки и совершенно верно его истолковала.
— Опять Сильверций? — поинтересовалась Осси.
«Нет. Кочран Бономанза — его идейный противник. Сентенция о гранях хороших и плохих, написанная посохом на воде».
— Посохом на воде, говоришь? — хмыкнула Осси. — А как же она до нас-то дошла?
«Не знаю… — задумалась Хода. — А правда, как?»
— Вот то-то и оно… Как? Наверное, пока он там посохом-то да на воде… кто-то победнее, да попроще и рангом наверняка пониже все это — пером да на бумагу… Ладно, скажи-ка мне лучше свою сентенцию: нам-то что теперь? Ждать, пока они закончатся?
«Раньше думать надо было, — проворчала Хода. — Вас, между прочим, графиня, никто в похоронный комитет не приглашал и силком-тайком туда не вписывал».
— Ну извини. Так получилось, — улыбнулась Осси.
«Так получилось… Больше не буду… — Не так-то просто было унять Ходу, которая уже начала ворчать. — Я от вас это, моя милая леди, с трех ваших лет только и слышу. А что толку! Получается у вас снова, и снова, и опять! А теперь — «Что делать?». Откуда я знаю, что делать… Ждать. Может, они действительно скоро кончатся?»
Осси выглянула из-за края утеса и посмотрела на мост.
— Не похоже, — вздохнула она, прячась обратно. — Несть им числа…
«Плохо, что несть числа, — вполне серьезно согласилась Хода. — Лучше бы оно им…»
Хода замолчала, мучительно соображая и подыскивая нужное слово.
«В общем, было бы много лучше, если бы число это было маленьким, — в конце концов заявила она. И, подумав, добавила. — Зело маленьким».
Помолчали.
Тям спал и сопел.
Карлики шли и шли.
«А может, нам собраться и так тихонечко между ними… и на выход? — предложила Хода. — Мы же им ничего плохого не делали. Скорее — наоборот. Нам до них дела нет, вот и им пусть до нас не будет. Как думаешь?»
Осси хмыкнула:
— Не знаю… Сомневаюсь что-то, что нам так просто дадут уйти. Если дадут — хорошо, а если нет? Мало что им не понравилось? Может, его надо было ногами в другую сторону класть, а мы все неправильно сделали и всех их богов разгневали до последнего, до самого крайнего предела. И теперь они идут не прощаться с королем, а смотреть и ужасаться — кто же это такое святотатство тут устроил? И тут мы объявляемся…
