- Мы правда из Москвы, - отвечала по-прежнему Алиса – хоть и несколько озадаченная таким нелюбезным приемом, она все равно выглядела не такой замкнутой, как ее подруга, которую та продолжала держать за руку. – Мой папа получил здесь работу и нужно было переезжать, а, поскольку мы с Аней всегда неразлучны, то родители отпустили ее со мной. Так что учиться мы будем здесь, в Питере, в вашей школе, целых два года. Надеюсь, мы с вами подружимся!
Алиса широко улыбнулась и посмотрела на подругу, которая, хоть и не разделяла ее энтузиазм, но все-таки тоже изобразила легкую улыбку. На мой взгляд, девочки были очень милыми и совсем не заносчивыми. Аня, правда, немного мрачновата, но ее можно понять – окажись я сама перед целым классом ребят, которых впервые вижу, тоже молчала бы и боялась. А еще краснела бы, как перезревший помидор…
- Раз уж можно спрашивать, то задам еще вопрос, - по лицу Маши я поняла, что она задумала какую-то гадость. – Вы такие разные, прямо противоположные, что ли, а дружите так давно. И все это время так мило держитесь за руки… Скажите, вы, случаем, не лесбиянки?
Я не сдержала шокированного вздоха, который тут же потонул в хихиканье приспешниц нашей «королевы». Поняв, что новенькие вовсе не та сенсация, на которую они надеялись, подружки Голиковой сразу же подхватили идею своего лидера – а именно, в первый же день показать нашим новым одноклассницам их место. Чтобы не питали иллюзий, что эти два года будут для них наполнены радостью и дружескими улыбками…
- Голикова, как тебе не стыдно?! – Людмила Львовна была единственной, кроме меня и девочек, кого еще шокировал этот вопрос. – А ну, угомонитесь все сейчас же! Вы что, не понимаете, что новенькие сейчас смотрят на вас и делают выводы о нашем городе в целом?
- А что тут такого? – подала голос Давыдова. – Питер – культурная столица, значит, просвещенная, без предрассудков.
Новый приступ хохота. Улыбка на лице Алисы погасла, а вот Аня скорее выглядела злой. Она потянула подругу за собой, они сели неподалеку от меня за парту, но веселье все не кончалось. Ребята с подачи довольной Голиковой задавали все новые и новые вопросы, пытаясь превзойти друг друга в их извращенности, а Людмила Львовна тщетно пыталась прекратить это безобразие. В итоге, классная пригрозила позвать директора, и страсти, слава Богу, улеглись. Оставшуюся часть классного часа Людмила рассказывала о планах на год, о возможных экскурсиях и необходимых суммах, которые необходимо было сдать на не кончающийся со времен моего поступления в первый класс ремонт. Ребята вроде забыли про травлю, но то и дело поглядывали на девочек и о чем-то перешептывались, еле слышно хихикая. Алиса опустила голову так, что волосы почти скрывали ее лицо, и просидела в такой позе до конца классного часа, не реагируя даже на попытки Ани привлечь к себе внимание. Едва прозвенел звонок, подруги вскочили и вылетели из класса под нестройное улюлюканье, посланное им вслед друзьями Маши, так что я, уже совсем было решившаяся подойти к ним и утешить, оказалась лишена этой возможности. А все оттого, что я не смогла отринуть страх и поставить на первое место не себя и свою вечную робость, а ни в чем не повинных девочек, над которыми так жестоко поиздевался весь класс.
Соня уже ждала меня в раздевалке, когда я спустилась вниз и собиралась идти в крыло для первых классов. Как я и предполагала, сестра была полна впечатлений и горела желанием поделиться ими со всем миром. Я была настолько расстроена, что слушала сестренку в пол уха, хорошо еще, что та, как глухарь на току, не слышала и не видела ничего, в том числе и моей кислой физиономии. Едва переступив через порог квартиры, Соня прямо в куртке бросилась на кухню, чтобы поведать о своих эмоциях маме, а я тихонько прошмыгнула в свою комнату.
В нашей квартире было множество икон, некоторые остались еще от прабабушки и пережили революцию, блокаду и перестройку. Мне с детства нравилась образ Казанской Божьей Матери – эта была крестильная икона бабушки, которую та полжизни прятала под полом тех квартир, в которых ей приходилось жить. Маленький, потемневший от времени образ стоял в моей комнате, сколько я себя помнила, а лет с шести я сама зажигала подле него лампаду, которая могла гореть всю ночь, напоминая о том, что Господь оберегает нас в любое время дня и ночи, нужно только открыть ему свое сердце.
