В 19 главы второй Чернышевский обращается с гневной инвективой к современному ему поколению: "Грязные люди, дрянные люди гнилые люди. Хорошо, что ты, читатель, не таков". Тут же, обрывая себя, Чернышевский пишет, что он человек "старого века", а ныне, мол "русская публика, к какой я привык, уже больше чем наполовину сменилась публикою другого поколения, более честного и более чистого. Не очень еще много в ней людей, у которых голова в порядке. Но большинство уже имеет, по крайней мере, желание смотреть на белый свет честным взглядом" (458). Соображения, по которым это место снято, очевидно, те же, что и в изложенном выше отрывке: оно не было безусловно необходимым. То же самое мы встретим еще раз - в 4 главы третьей, в описании ареста Сашеньки Кожуховой. Лопухову в полиции "наговорили грубостей и только, - это было давно, лет восемь тому назад, с тех пор полиция очень много переменилась в обращении с людьми, одетыми порядочно; переменилась ли в обращении с народом и переменилась ли в сущности, я не знаю, но очень может быть, что переменилась даже и в этом; тогда было другое, господствовала еще полная грубость" (499).
Все это звучит явно иронично: Чернышевский подчеркивает, что изменения если и произошли, то лишь в отношении людей высшего класса. Учтем и другое. Действие этой главы отнесено приблизительно к концу 1855 г. (через полгода, в июле 1856 г. произошло "самоубийство" Лопухова). Значит, "лет восемь тому назад" - это конец 1847 г., т. е. начало эпохи "мрачного семилетия".
Около половины августа 1855 г. {Год не указан, но легко определяется в июле следующего, 1856 г. Лопухов симулировал самоубийство.} работницы швейной мастерской вместе с Верой Павловной и Лопуховым отправились в загородную прогулку на Острова (6 главы третьей). С ними поехали "молодой офицер, человек пять университетских и медицинских студентов" (505), в этом же пикнике участвовал и "ригорист", т. е. Рахметов. Во время пикника двое студентов стали изобличать Лопухова в "неконсеквентности, остатках прокислой гегелевщины, модерантизме, консерватизме и - что уже хуже всего - в буржуазности - и что еще хуже самой буржуазности - в скептицизме" (505-506). Один из студентов встал на сторону Лопухова, но офицер и двое других студентов присоединились к нападающим. Спор длился долго: часть отстала, но двое - "его постоянные противники и упорнейшие поклонники" - долго его продолжали. Несколько позднее друзья стали рассуждать об Огюсте Конте: в его системе "видели очень много верного, но слишком много непоследовательной примеси средневековых понятий - тут не было разноречия" (506).
В окончательном тексте это место претерпело изменения. Двое студентов, поклонники Лопухова, и он сам "отыскивали друг в друге неконсеквентности, модерантизм, буржуазность" (143): "прокислая гегелевщина" и "консерватизм" исчезли. Зато у одного студента нашли романтизм, у другого - ригоризм, а у Лопухова - схематистику. Офицер был "уличаем в огюст-коитизме" (143). Несколько позднее роли переменились: в огюст-контизме обвинялся уже Лопухов, а в схематизме - офицер.
Очевидно, что, называя грехи передового деятеля эпохи, Чернышевский воспроизводит политические и философские споры и терминологию эпохи.
Роман был адресован самым широким кругам читателей того времени. Трудно предположить, что автор употреблял бы слова, непонятные этому кругу: очевидно, перед нами распространенные слова эпохи.
"Гегелевщина" - т. е. все то, что восходило к идеалистическому миропониманию 1840-х годов, - надо полагать, не требовала особых пояснений для читателя первой половины 1860-х годов. Как ни велико было значение Гегеля для русской умственной жизни первой половины XIX в., и в частности для самого Чернышевского, {А. И. Володин. Гегель и русская социалистическая мысль XIX века. М., 1973, стр. 204-211.} все же для эпохи революционной ситуации он уже никак не был актуален - употребленный Чернышевским суффикс "-щина", "прокислая гегелевщина" черновика это выразительно подчеркивает. Консерватизм и скептицизм тоже едва ли требовали комментариев - это были ходовые понятия эпохи. Консерватор - это, скажем, Павел Петрович Кирсанов из "Отцов и детей" Тургенева; скептик - человек, не верящий в прогресс и в близкие перемены, а эпоха требовала веры в положительный идеал, без которого борьба становилась бесперспективной, лишенной цели. Так, в популярном в те годы "Философском лексиконе" С. С. Гогоцкого, куда как далекого от материалистического мировоззрения, было сказано, что скептицизм "не имеет прочного положительного значения Значение скептицизма только условное, переходное, возбуждающее вслед за собою новые исследования и потребности положительных убеждений" (т. IV, Киев, 1872, стр. 349).
