Последнее и очень частное наблюдение — дом моего дедушки Юлия Хойсса, в котором он когда-то жил со своей большой семьей (моя мама была одиннадцатой из двенадцати детей), еще стоит, кстати, в самом прекрасном месте Москвы, напротив Кремля, на набережной реки-Москвы, которая ранее была названа в честь святой Софии, а теперь по имени французского коммуниста Тореза. Это скромный дом, отнюдь не чудо архитектуры, но городские жители, которые после революции были так истовы к разрушениям и нововведениям, стали — как и все русские — осознавать историческую обусловленность развития человеческого общества и хотят сохранить старый центр. Сегодня, пожалуй, уже ни у кого больше не возникнет мысль на той же самой набережной, на которой стоит дедушкин дом, построить кошмарное здание, подобное тому, что дало приют советским политическим деятелям и было так впечатляюще описано в романе Трифонова «Дом на набережной». Люди стали если не консервативными, то консервационными. До скорого свидания.
Ваш Николай Германович.
* * *
16 января 1982 года
Георг Штайн[17]
Асхаузенерштрассе, 25
Мой дорогой Юлиан!
По всей видимости, мы прибудем в Москву 15 февраля. Так как я себя не очень хорошо чувствую, то возьму со мной обоих моих сыновей. По известными обстоятельствам самолет я оплачу сам.
По делу Бернштена-Циммера мы значительно продвинулись вперед, как это видно из письма госпоже доктору Стороменко. Пожалуйста, сообщи об этом господину Барабас. Мы должны об этом хорошенько посоветоваться. Возможно, мне будет необходимо лично поехать в Калининград, чтобы выяснить дело на месте.
Устрой, пожалуйста, приезд специалистов из Калининграда. Дело теперь становится по-настоящему увлекательным — твои специалисты искали не там, где надо[18].
С наилучшими пожеланиями
Твой Георг.
* * *
23 марта 1982 года
University оf California, Berkeley
Департамент славянских языков и литературы
Дорогой господин Семенов,
Я пишу Вам, чтобы пригласить в Калифорнийский университет осенью 1982 года. В нашем университете существует множество хорошо подготовленных программ по изучению славянских языков, в том числе по изучению советской литературы. Мы хорошо знаем, что в Вашей стране Вы являетесь одним из наиболее читаемых авторов, и хотели бы послушать Ваше выступление и поговорить с Вами о современной русской литературе.
Если Вы приедете в Калифорнию, мы могли бы организовать визит в Станфордский университет.
Искренне Ваш
Роберт П. Хьюг Шармэн.
* * *
17 июня 1983 года
Клаус Мэнарт
Шемберг ФРГ
Уважаемый Юлиан Семенович,
С этим письмом передаю Вам пакет, в котором находятся два небольших подарка от Анны-Лизы для Вашей дочери и ткань для Вашей Григорьевны[19].
Во втором пакете находятся гранки моей книги, которую Вы так любезно хотели взять с собой в Москву.
…Ваш роман о Петре прочитал с о г р о м н ы м интересом. Я нахожу его великолепным, смелым и весьма актуальным. Роман этот не только вызов всем сторонникам традиционализма, но и бюрократии в вашей стране. Он звучит как призыв к новому НЭПу. Так же в романе Вы подняли тему, согласно которой российские традиционалисты убивают великого реформатора, что легко можно применить к современной эпохе.
Называется ли роман «Версия»? В случае заглавия на немецком языке нельзя сказать просто «Версия» (Version), может быть «Die Version» или «Die andere Version»?
Мои перемещения теперь точно определены. 3 июля я прибываю в Шереметьево-2… Было бы замечательно, если бы мы встретились в Москве уже вечером и поговорили бы обо всем.
Дружески жму Вам руку,
Ваш Николай Германович.
* * *
20.10. 1983
Мыльников А. С.[20]
Ленинград
Глубокоуважаемый Юлиан Семенович!
Сегодняшняя почта принесла мне Ваш дружеский ответ на мое июньское письмо, которое я написал сразу же после прочтения первой части Вашей повести о Петре Первом. Чтобы не откладывать дело в долгий ящик (кстати, лингвисты утверждают, что это выражение есть русская калька ХVII в. сходного немецкого выражения), сразу же выполняю свое обещание относительно источников о Блуменстротах и прочих лицах петровского окружения.
Наибольшее количество сведений по данному вопросу Вы легко найдете в монографии ныне покойного немецкого историка (он после войны жил и умер в ГДР) Эдуарда Винтера «Halle als Ausgangspunkt der deutschen Ruslandkund».
