Перец думает, что шофер будет брать каких угодно попутчиков (в советском варианте — левых пассажиров) и будет сворачивать, чтобы завезти кому-то молотилку из ремонта (в советском варианте — три мешка картошки).
Изменился и рассказ о Тузиковых похождениях. Богатая вдова, которая «хотела бедного Тузика взять за себя и заставить торговать наркотиками и стыдными медицинскими препаратами», в советском варианте — «торговать клубникой собственного огорода». В машине у Тузика покачивался, растопырясь, Микки Маус, у Коли — Буратино. А колесо, которое снимали и которое потом катилось, в советском варианте было тяжелое двускатное заднее, в первых изданиях — тяжелое заднее, в изданиях с 89 года — тяжелое. С «Миров» описание колеса возвратилось ко второму варианту.
Из разговоров сотрудников после телефонной речи директора в окончательном варианте: «Я смотрел в каталоге Ивера: сто пятьдесят тысяч франков, и это — в пятьдесят шестом году»; в советском варианте: «Я смотрел в каталоге Шампиньона: сто пятьдесят тысяч франков. И это — в тридцать третьем году».
Методы понимания директорской речи по Киму: «Есть метод Стивенсон-заде»; в советском варианте — «метод Эджуорта».
Секретарша во второй приемной читает книгу. В окончательном варианте ее название — «Сублимация гениальности», в советском — «Павлов и Фрейд».
Так как Перец не заполнял анкету, предлагают «проверить сотрудника Переца, так сказать, в демократическом порядке»; в советском варианте — «силами общественности». При проверке Перец вспоминает собаку Мурку, ранее — собаку Мурзу. «Это была последняя болезнь моих ног», — говорит Перец при перечислении болезней ног о гангрене с последующей ампутацией. В советском издании: «После этого ноги у меня больше не болели». На вопрос о мировоззрении Перец отвечает: эмоциональный материалистов советском варианте — воинствующий материалист.
Вот изменения в рассуждениях Переца о нормальных людях. Чтобы никто не требовал: в окончательном варианте — «автобиографии в трех экземплярах с приложением двадцати дублированных отпечатков пальцев», в советском — «восьми фотокарточек размером четыре с половиной на шесть». Вместо «Не нужно, чтобы они были принципиальными сторонниками правды-матки, лишь бы не врали и не говорили гадостей ни в глаза, ни за глаза» — «Не нужно, чтобы они были принципиальными сторонниками свободы и демократии, лишь бы они сами были терпимы и отчетливо представляли себе разницу между теоретическими спорами и вооруженной контрреволюцией».
Несколько более подробно и местами более жестко давался разговор между машинками. В окончательном варианте разговор начинается с реплики-ответа «Винни Пуха» («тэдди-биера» — дополнение в советском варианте). В советском варианте разговор описывался с предыдущей реплики:
— Мне стало просто страшно, — сказали тонким дрожащим голосом за спиной у Переца — Я почувствовала, что приближается это. Вы же сами знаете, так уже бывало. Появляется тревога, все путается, убегаешь с места работы, не знаешь, куда себя девать, мечешься… и через несколько часов — взрыв, разлетаешься на мельчайшие брызги, или превращаешься в горячий пар. Чувствуете, как меня трясет?
Далее следует разговор о работе, в котором есть некоторые мелкие дополнения. К примеру, к фразе «Всегда одно и то же: железо, пластмасса, бетон, люди» добавлено: «Одна и та же погода, один и тот же ветер, одни и те же запахи». «Люди — дерьмо», — говорит «заводной танк». Отличается и начало разговора о людях:
— Все вы достаточно глупы в своих суждениях, — сказал астролог. — Но особой глупостью поражает меня наш садовник. Что вы там болтаете насчет садов? Ну, хорошо, насадите вы свои сады, напустите в них людей — и тех, кто поднимает ножку возле деревьев, и тех, кто делает это другим способом. И что, спрашивается, дальше?
— Ничего, — сказал звонкоголосый садовник. — Будет красиво. И вообще хорошо.
— Кому хорошо?
— Мне хорошо.
— Ах, вам хорошо?
— Конечно. Пусть всем будет хорошо. Мне хорошо, когда я сажаю сады, вам хорошо, когда вы оперируете людей…
— Мне совсем не обязательно оперировать людей, — прервал астролог. — Я могу оперировать насекомых, лягушек.
