Восстанавливалась повесть по второму черновику с помощью Юрия Флейшмана, подготовившего для Б. Н. Стругацкого перечень разночтений. Внести изменения в издание собрания сочинений «Текста» не успели, поэтому первый раз в восстановленном виде ХВВ вышли в «Мирах братьев Стругацких». Об этом издании Б. Н. Стругацкий писал: «Парадоксально, но уже в новейшее время, подготавливая текст к очередному переизданию, я снова вошел в конфликт с одним из издателей, причем — что замечательно! — с человеком пишущим, умным и большим знатоком и любителем АБС. Дело в том, что все вставки, сделанные в свое время под давлением, я, разумеется, из повести убрал. Текст сделался таким (или почти таким), каким он вышел из пишущей машинки в ноябре 1964 года. Но тут вдруг выяснилось, что многие из НЫНЕШНИХ редакторов, с детства привыкших к старому, подслащенному и исковерканному, тексту, ни в какую не хотят с ним расставаться! Меня всячески упрашивали оставить все как есть, ну, хотя бы частично, ну, хотя бы только то-то и то-то…»
Прежде чем заняться перечнем убранного и измененного в ХВВ, хотелось бы сказать несколько слов по поводу вообще изменений в текстах Стругацких за последнее время. Восстановление текстов, в свое время усеченных цензурой, опасливыми редакторами или даже самими Авторами (самоцензура), — благородная цель, и она была выполнена. Тексты собрания сочинений «Сталкера» если не полностью повторяют те тексты, которые сами Авторы хотели бы видеть изданными, будь в то время полная свобода печати, то максимально приближены к ним. Получив же это издание на руки, многие любители творчества Стругацких их игнорировали. Нет, не полностью отвергли их, но, ознакомившись с ними, перечитывать все же предпочитают старые издания. Привычка — великая вещь, преодолеть ее, вероятно, невозможно.
Однако же, позволю заметить тем, кто восклицает: «Привычнее — значит лучше»… Мы, наше поколение, привыкли к этим текстам, нас не переделать, но значит ли это, что и следующие поколения читателей фантастики обязаны привыкать именно к этим урезанным или подчищенным текстам? Значит ли это, что и исследовать критики и литературоведы должны именно эти тексты, привычные нам, но искалеченные с точки зрения самих Авторов?
Поэтому даже те отрывки, которые знакомы нам практически дословно, уже относятся к вариантам текста, и этот отрывок, который Стругацкие вставили в конце ХВВ по указанию издательства и который из окончательного варианта был убран, — уже история…[23]
Рюг и Лэн пришли ко мне после уроков, и Лэн сказал: «Мы уже решили, Иван. Мы поедем в Гоби, на Магистраль». У Лэна был рыжий пух на губе и большие красные руки, и было видно, что про Магистраль придумал именно он, и совсем недавно, минут десять назад. Рюг, как обычно, молчал, и жевал травинку, и внимательно рассматривал меня спокойными серыми глазами. Совсем стал квадратный, подумал я про него и сказал: «Превосходная книга, правда?» — «Ну да, — сказал Лэн. — Мы сразу поняли, куда надо ехать». Рюг молчал. «Зной и смрад стоят в тени этих чернорабочих драконов, — сказал я на память. — Они жуют все под собою — старую монгольскую кумирню и кости двугорбого животного, павшего когда-то в песчаной буре…» — «Да», — сказал Лэн, а Рюг все жевал травинку. «Каждый раз, — продолжал я (уже из Ичиндаглы), — когда солнце занимает на небе математически точно определенное положение, на востоке расцветает мираж странного города с белыми башнями, которого никто еще не видел наяву…» — «Надлежит увидеть это своими глазами», — сказал Лэн и засмеялся. «Друг мой Лэн, — сказал я, — это слишком увлекательно и, следовательно, слишком просто. Вы сами увидите, что это слишком просто, и это будет неприятное разочарование…» Нет, я не так сказал. «Друг мой Лэн, — сказал я, — ну что это за мираж? Вот я семь лет назад в доме твоей матери увидел действительно прекрасный мираж: вы оба стояли передо мной уже почти взрослые…» Нет, это я говорю для себя, а не для них. Надо сказать не так. «Друг мой Лэн, — сказал я. — Семь лет назад ты объяснил мне, что твой народ проклят. Мы пришли сюда и сняли проклятье с тебя, Рюга и со многих других детей, у которых не бывает родителей. А теперь ваша очередь снимать проклятье, которое…» Будет очень трудно объяснить. Но я объясню. Так или иначе я им объясню. Мы с детства знаем о том, как снимали проклятья на баррикадах, и о том, как снимали проклятья на стройках и в лабораториях, а вы снимете последнее проклятье, вы, будущие педагоги и воспитатели. В последней войне, самой бескровной и самой тяжелой для ее солдат.
