— Я давно уже обратил внимание на то, — загремел Фарфуркис, — что воспитательная работа в колонии необъясненных явлений поставлена безобразно. Политико-просветительные лекции почти не проводятся, доска наглядной агитации отражает вчерашний день. Вечерний университет культуры практически не функционирует. Все культурные мероприятия в колонии сводятся к танцулькам, к демонстрации заграничных фильмов, к пошлым эстрадным представлениям. Лозунговое хозяйство запущено. Колонисты предоставлены сами себе, многие из них морально опустошены, почти никто не разбирается в международном положении, а целый ряд колонистов даже не понимает, где они находятся. В результате аморальные поступки, хулиганство и поток жалоб от трудящихся. Позавчера птеродактиль Кузьма, покинув территорию колонии и находясь, несомненно, в пьяном виде, летал над клубом рабочей молодежи и скусывал электрические лампочки, окаймляющие транспарант с надписью «Добро пожаловать». Николай Долгоносиков, именующий себя телепатом и спиритом, обманным путем проник в женское общежитие педагогического техникума и производил там беседы и действия, которые были квалифицированы администрацией как религиозная пропаганда. И вот сегодня мы сталкиваемся с еще одним печальным следствием преступно-халатного отношения товарища Зубо, коменданта колонии, к вопросам воспитания и пропаганды. Чем бы ни было на самом деле сплевывание товарищем Константиновым избытка жидкости из ротовой полости, оно свидетельствует о недостатке понимания товарищем Константиновым, где он находится и как обязан себя вести, а это, в свою очередь, есть просчет товарища Зубо, который не разъяснил колонистам смысл пословицы народной «В чужой монастырь со своим уставом не суйся». И я считаю, что мы обязаны поставить на вид товарищу Зубо, строго предупредить и обязать его повысить уровень воспитательной работы во вверенной ему колонии!
Фарфуркис кончил, и за коменданта принялся Хлебоедов. Речь его была несвязна, но была полна смутных намеков и угроз такого чудовищного смысла, что комендант совсем ослабел и открыто глотал пилюли, пока Хлебоедов орал: «Я тебя поплююсь!.. Ты понимаете что или совсем ошалел?..» «Грррм», — сказал наконец Лавр Федотович и пошел ставить каменные точки над разными буквами. Комендант получил «на вид» за недостойное поведение в присутствии комиссии, выразившееся в плевании на пол товарищем Константиновым, и за утрату административного обоняния. Товарищ Константинов К. К. получил предупреждение в дело за хождение по потолку в обуви. Фарфуркис получил устное замечание за систематическое превышение регламента при выступлениях, а Хлебоедов — за нарушение административной этики, выразившееся в попытке облыжно оболгать товарища Константинова К. К. Мне был объявлен устный выговор за появление в строю в небритом виде.
— Других предложений нет? — осведомился Лавр Федотович. Хлебоедов сейчас же ткнулся к его уху и зашептал. Лавр Федотович выслушал и сказал: — Есть предложение напомнить некоторым членам комиссии о необходимости более активно участвовать в ее работе.
Теперь получили все. Никто не был забыт, и ничто не было забыто. Атмосфера сразу очистилась, все, даже комендант, повеселели. Даже полковник, которого до сих пор мучили тяжелые кошмары, вздохнул и, причмокнув губами, погрузился в спокойный целительный сон.
Комендант огласил ФИО следующего, пятьдесят пятого, дела. Им оказался гражданин Долгоносиков Николай Патрикеевич, претендующий на признание себя телепатом и спиритом, как выяснилось, тот самый Долгоносиков, что вел словом и делом религиозную пропаганду в женском общежитии. Конечно, не могло быть и речи о том, чтобы разбирать его сейчас, чуть ли не на другой день после свершенного им предосудительного деяния. При всеобщем одобрении и к огорчению коменданта дело номер пятьдесят пять было перенесено на октябрь текущего года. Телепат, подслушивающий мысли за дверью, просунулся было в комнату со стоном: «Да не вел я!..», однако ему беспощадно предложили удалиться и ждать, пока его вызовут.[62]
— Следующий, — сказал Лавр Федотович. — Доложите, товарищ Зубо.
