— Время уходит, мне некогда. Говорите, что вы решили.
И ему опять никто не ответил. Лавр Федотович задумчиво вертел длинными пальцами коробочку диктофона. Умное лицо его было спокойно и немного печально, но это еще ничего не означало: он был таким всегда. Полковник ни на что не обращал внимания — или делал вид, что не обращает. Он нацарапал еще одну записку и перебросил ее Зубо, а тот внимательно прочитал ее, бесшумно пробежал пальцами по клавиатуре информационной машины. Фарфуркис листал справочник, уставясь в страницы невидящими глазами. А Хлебоедов мучился. Он кусал губы, морщился и даже тихонько покряхтывал. Из машины с сухим щелчком вылетела белая карточка, Зубо подхватил ее и передал полковнику.
— Скачок в тысячу лет, — тихо сказал Хлебоедов.
— Скачок назад, — проговорил Фарфуркис сквозь зубы. Он все листал справочник.
— Я не знаю, как мы теперь будем работать, — сказал Хлебоедов. — Мы заглянули в конец задачника, где все ответы.
— Но вы же не видели ответов, — возразил Фарфуркис — Хотите увидеть?
— Какая разница, — сказал Хлебоедов, — раз мы знаем, что ответы есть. Скучно искать, когда знаешь, что кто-то уже нашел.
Пришелец ждал, переплетя руки. Ему было неудобно в кресле с высокой спинкой, и он сидел, напряженно выпрямившись. Его круглые немигающие глаза неприятно светились красным. Полковник отшвырнул карточку, написал новую записку, и Зубо снова склонился над клавиатурой.
— Я знаю, что мы должны отказаться, — сказал Хлебоедов. — И я знаю, что мы двадцать раз проклянем себя за такое решение.
— Это еще не самое плохое, что с нами может случиться, — сказал Фарфуркис — Хуже, если нас двадцать раз проклянут другие.
— Внуки, а может быть, даже дети уже воспринимали бы все как Данное.
— Нам не должно быть безразлично, что наши дети будут воспринимать как данное.
— Моральные критерии гуманизма, — сказал Хлебоедов, слабо усмехнувшись.
— У нас нет других критериев, — возразил Фарфуркис.
— К сожалению, — сказал Хлебоедов.
— К счастью, коллега, к счастью. Всякий раз, когда человечество пользовалось другими критериями, оно жестоко страдало.
— Я знаю это. Хотел бы я этого не знать, — Хлебоедов посмотрел на Лавра Федотовича. — Проблема, которую мы здесь решаем, поставлена некорректно. Она базируется на смутных понятиях, на неясных формулировках, на интуиции. Как ученый, я не берусь решать эту задачу. Это было бы несерьезно. Остается одно: быть человеком. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Я — против территориального контакта… Это ненадолго! — возбужденно выкрикнул он, всем телом подавшись в сторону неподвижного Пришельца. — Вы должны нас правильно понять… Я уверен, что это ненадолго. Дайте нам время, мы ведь так недавно вышли из хаоса, мы еще по пояс в хаосе… — Он замолчал и уронил голову в руки. Лавр Федотович посмотрел на Фарфуркиса.
— Я могу только повторить то, что говорил раньше, — негромко сказал Фарфуркис — Меня никто ни в чем не переубедил. Я против всякого контакта на исторически длительные сроки. Я абсолютно уверен, — вежливо добавил он, — что высокая договаривающаяся сторона восприняла бы всякое иное наше решение как свидетельство самонадеянности и социальной незрелости. — Он коротко поклонился в сторону Пришельца.
— Полковник? — вопросительно произнес Лавр Федотович.
— Категорически против всякого контакта, — отозвался полковник, продолжая писать. — Категорически и безусловно. — Он перебросил Зубо очередную записку. — Обоснований не привожу, но прошу оставить за мной право сказать еще несколько слов по этому поводу через десять минут.
Лавр Федотович осторожно положил диктофон и медленно поднялся. Пришелец тоже поднялся. Они стояли друг против друга, разделенные огромным столом, заваленным справочниками, футлярами микрокниг, катушками видеомагнитной записи.
— Мне нелегко сейчас говорить, — начал Лавр Федотович. — Нелегко уже потому, что обстоятельства требуют, вероятно, высокой патетики и слов не только точных, но и торжественных. Однако здесь, у нас на Земле, все патетическое в силу ряда обстоятельств претерпело за последний век решительную инфляцию. Поэтому я постараюсь быть просто точным. Вы предложили нам дружбу и сотрудничество во всех аспектах цивилизации. Это предложение беспрецедентно в человеческой истории, как беспрецедентен и сам факт появления инопланетного существа на нашей планете и как беспрецедентен наш ответ на ваше предложение. Мы отвечаем вам отказом по всем пунктам предложенного вами договора, мы отказываемся выдвинуть какой бы то ни было контрдоговор, мы категорически настаиваем на полном прекращении каких бы то ни было контактов между нашими цивилизациями и между их отдельными представителями. С другой стороны, нам не хотелось бы, чтобы такой категорический и недружелюбный по форме отказ углубил бы пропасть между нашими культурами, пропасть и без того едва преодолимую. Мы имеем заявить, что идея контакта между различными цивилизациями в Космосе признается нами в принципе полезной и многообещающей. Мы имеем подчеркнуть, что идея контакта с древнейших времен входила в сокровищницу самых лелеемых, самых гордых замыслов нашего человечества. Мы имеем уверить вас, что наш отказ ни в коем случае не должен рассматриваться вами как движение враждебное, основанное на скрытом недружелюбии или связанное с физиологическими и иными инстинктивными предрассудками. Нам хотелось бы, чтобы причины отказа были вам известны, вами поняты и если не одобрены, то, по крайней мере, приняты к сведению.
